Решающие войны в истории

Когда в 1814 году (в конце декабря 1813 г. — начале января 1814 г.) союзники, имея теперь колоссальное численное превосходство, вторглись во Францию, Наполеон был вынужден из-за отсутствия войск, которые он израсходовал ранее (зимняя кампания союзников застала его врасплох. — Ред.), прибегнуть к своему старому оружию — внезапности и подвижности. Тем не менее, хоть он и блестяще владел им, здесь следует делать ударение на слове «своим», потому что он был слишком нетерпелив и слишком обуреваем мыслью о сражении, чтобы воспользоваться им с артистической изысканностью Ганнибала, Сципиона, Кромвеля или Мальборо. Однако, применяя эти инструменты, ему удалось надолго отсрочить свое крушение. При этом он умело согласовал свою цель с имевшимися у него средствами. Понимая, что средства его недостаточны для достижения военной победы, он нацелился на то, чтобы поколебать взаимодействие между союзными армиями, и для этой цели потрясающе использовал мобильность, как никогда до этого. И даже в этом случае при всей замечательное™ его успеха в замедлении, торможении врага на его пути к цели, этот успех мог бы быть даже более эффективен и долговечен, если бы его способность продолжать эту стратегию не была подорвана его врожденным стремлением завершить каждый стратегический успех успехом тактическим. Систематическим сосредоточением своих сил и проведением обходных маневров, в результате которых он выходил в тыл противнику, он нанес отдельным группам противника ряд последовательных поражений, до тех пор, пока достаточно опрометчиво не пошел на прямое сближение и не атаковал Блюхера у Лана, где потерпел поражение, которого не мог позволить себе. Имея под рукой лишь оставшиеся 30 тысяч человек, он решил рискнуть в последний раз, двинувшись на восток в направлении Сен-Дизье, чтобы собрать все войска, какие только можно, и поднять сельское население на войну с оккупантами. Этим маршем он бы перерезал коммуникации Шварценберга; но ему, однако, пришлось не только оказаться самому во вражеском тылу, но и собрать там армию до того, как он смог бы приступить к активным действиям. И проблема эта осложнялась не только нехваткой сил и отсутствием времени, но и особой моральной чувствительностью базы, которую он оставлял открытой. Дело в том, что Париж не был похож на обычную базу снабжения. В довершение всех неудач его инструкции были перехвачены противником (снова казаками. — Ред.), и тем самым как внезапность, так и время были утрачены. И даже в этой ситуации стратегическое притяжение его маневра было таким, что лишь после жарких дебатов союзники решили пойти на Париж — нанеся тем самым моральный нокаут, — вместо того чтобы развернуться лицом к Наполеону. И существовало предположение, что фактором, повлиявшим на принятие такого решения, было опасение, что Веллингтон, наступавший от испанской границы, достигнет Парижа первым (Веллингтон 10 апреля еще штурмовал Тулузу, а союзники вошли в Париж 30 марта, Наполеон отрекся от престола 11 апреля). Если это правда, то по иронии судьбы действия союзников явились триумфом стратегии непрямых действий и доказательством ее решающего значения.