Решающий бой

Заливистая настойчивая трель дверного звонка, заставила нас вздрогнуть и замереть.

— Млять, — сквозь зубы тихо прорычал Андрей Иванович, выразив общее мнение. — Какого хрена?!

26 ноября 1978 года (Продолжение)

Звонок продолжает надрываться соловьиной трелью. Андрей Иванович делает нам знак замереть. Лавровский начинает дергаться. Сэнсей ногой придавливает горло валютчика, выхватывает пистолет, навинчивает на него глушитель и прикладывает палец к губам.

Глаза главаря испуганно расширяются. Он дергает головой, имитируя кивок, и послушно замирает. Пришедший в себя телохранитель старается даже не дышать, чтобы не привлекать к себе внимания. Шофер в сознание ещё не пришёл и продолжает валяться на полу сломанной куклой.

Звонок по-прежнему верещит, действуя на нервы. Андрей Иванович, крадучись, выходит из комнаты и перемещается к двери. Я нахожусь на выходе между гостиной и коридором, и могу одновременно контролировать связанных валютчиков и наблюдать за ГРУшником.

Андрей Иванович зажимает пальцами шторку дверного глазка, чтобы не выдать нас секундным просветом, затем медленно оттягивает её, аккуратно прилипая глазом к оптике.

— Сергей, открой, — требовательно восклицает девичий голос, — Я знаю, что ты в это время дома. Нам нужно серьезно поговорить. Не прячься, это важно. Открой, мерзавец.

— Я беременна от тебя сволочь, — после секундной паузы всхлипывает девушка. — Дай хоть денег на аборт, скотина!

Молчим, пережидая выплеск эмоций.

— Какая же ты мразь! — подавив рыдание, восклицает невидимая девчонка, — Ненавижу тебя козел!

Каблучки звонко стучат, удаляясь от двери. Спустя несколько секунд звук шагов затихает.

— Ушла, слава богу, — выдыхает ГРУшник, отлипая от двери и возвращая шторку глазка на место. — Пошли, делом займемся.

В гостиной всё по-прежнему. Валяются три связанных тела. Над ними стоит сэнсей с пистолетом.

— Ну что, голубчики, приступим? — криво ухмыльнулся Андрей Иванович. От выражения лица ГРУшника даже меня пробрало. Он смотрел на валютчиков, как палач на свои жертвы, которые через пару минут будут уже не людьми, а окровавленными кусками мяса.

Преступники это почувствовали. Лавровский смертельно побледнел и что-то замычал сквозь кляп. Охранник засучил ногами, стремясь отодвинуться подальше от страшного человека. А водитель ещё пребывал в нирване.

— Мы сейчас снимем тебе кляп, но если попробуешь что-то вякнуть, пожалеешь, что появился на свет. Тебе всё ясно? — седой холодно посмотрел на Сергея. Главарь валютчиков быстро закивал.

— Отлично, — ГРУшник смотрит на Зорина. Наставник рывком за волосы, приподнимает Лавровского так, что у него брызнули слезы из глаз, снимает повязку и выдергивает кляп.

— Где деньги? — седой впился взглядом в лицо Сергея.

— В портфеле, — хрипло ответил главарь. — Там пара тысяч долларов и двадцатка рублями. Забирайте и уходите.

— Глянь, — обращается ко мне Андрей Иванович.

Щелкаю замками портфеля, откидываю крышку. Демонстрирую седому и Зорину две пачки долларов и несколько толстенных рублевых, перетянутых резинками, в которых перемешаны десятки, полтинники, сотки, четвертаки.

— Хорошо, — кивнул ГРУшник и снова повернулся к Лавровскому. — Но этого мало. Где остальные деньги?

— Больше ничего нет, — валютчик не выдержал и отвел глаза, — Только это.

— Врешь, — констатировал седой. — Извини, но тебе сейчас будет больно.

Он многозначительно посмотрел на Зорина. Наставник опять приподнял голову преступника за волосы и одним движением снова вбил в рот кляп, заставив Сергея поперхнуться и глухо закашляться.

Игорь Семенович достал из небольших кожаных ножен, закрепленных на ремне под курткой небольшой нож. Присел над испуганно мычащим Лавровским, и хладнокровно загнал клинок на пару сантиметров в бедро.

Валютчик трясется, дергает ногами, сквозь прорезанное отверстие на штанину сочится кровь, растекаясь по брюкам.

— Будешь говорить? — холодно спрашивает ГРУшник, — Нет? Ну, на нет и суда нет.

Андрей Иванович смотрит на меня:

— Можешь выйти. Сейчас этого дурака на части разделывать будем. Не зачем тебе на это смотреть?

— Лучше я останусь. Готов помочь раскалывать расколоть урода. Крови не боюсь. Могу даже сам ему что-то отрезать, чтобы разговорчивее был, никаких проблем, — возразил я.

Седой глянул на меня с прищуром, хотел что-то сказать, но передумал и кивнул. — Хорошо.

— Чего стоим? — обратился он к Зорину. — Видишь, же молчит, говорить, где бабки не желает. Давай, стягивай с него штаны. Будем этого урода постепенно избавлять от мужских признаков. Для начала можно ему сантиметр члена отрезать, чтобы осознал всю тяжесть своего положения.

Игорь Семенович кивает и, задумчиво рассматривая валютчика, делает шаг вперед. От клинка в его руке, на стене отражаются солнечные зайчики.

— Так что, ничего не хочешь рассказать? — с потаенной надеждой спрашивает наставник. Весь его вид говорит, «ну давай, поиграй в партизана в гестапо, очень хочется тебя распотрошить как пойманную рыбу».

Лавровский замычал, вращая глазами.

— Молчит, — вздохнул ГРУшник. — Всё не теряй время. Начинай.