Решающий поединок

Так мне удалось попасть на первые в своей жизни международные соревнования. Они меня несколько огорчили. Не составом — в них принимали участие борцы из Англии, Финляндии, Польши, Италии, Ирана и других стран, а квалификацией, особенно в моей весовой категории. Подготовка зарубежных борцов оставляла желать лучшего. И в дальнейшем (за исключением 5–6 стран, в которых к спорту, и к борьбе в частности, относятся серьезно) я часто сталкивался с атлетами, квалификация которых была на довольно-таки низком уровне. Будучи любителем, я всегда относился к тренировкам профессионально. И поэтому по отношению к делу считал себя профессиональным борцом. К этому подводила и сама система организации спорта в стране, когда даже на первом этапе обучения ты попадаешь в руки опытного, получившего соответствующее образование педагога и, продвигаясь по лестнице спортивного совершенствования, всегда получаешь поддержку от администрации института, учреждения или завода.

Турнир дался мне легко. А маленькая золотая медаль с оттиснутой на ней ромашкой — эмблемой фестиваля — тем не менее одна из самых дорогих в моей коллекции. Потому что в Москве, впервые столкнувшись с иностранными борцами, я понял, что с ними можно соревноваться. Все остальное время после соревнований провел вместе с тренером. На Всемирных студенческих играх соперники были посерьезнее, чем на фестивале: большинство борцов входили в составы национальных сборных и не раз участвовали в крупных международных турнирах. Спал я на диване в гостиничном номере тренера, питался тоже за его деньги. Моя студенческая стипендия развернуться особенно не позволяла. Впрочем, ситуация к тому моменту стала привычной для меня и для Сергея Андреевича. Он, кстати, мой фестивальный успех встретил спокойно, заявив, что другого и не ждал, иначе с чего бы тогда хлопотать за меня.

Через месяц в Киеве должно было состояться первенство СССР по борьбе. Я знал, что поеду на него: в ленинградскую команду меня включили. К поезду, увозившему меня в Киев, пришли мама и брат. Мой громадный чемодан был полон пирогов. Ехать всего 10 часов, но мама считала, что пироги пригодятся в дороге. Она оказалась права, потому что, едва поезд тронулся, мы почувствовали острый голод. Вернее, та половина команды, которая не сгоняла вес. Остальные, посмотрев на нас с завистью, ретировались. Демонстративнее всех хлопнул дверью Леня Колесник: у него лишних четыре килограмма, а до соревнований остается два дня.

Массажист, судьи, тренеры и тяжеловесы могут себя не ограничивать ни в чем. Эта-то орава, достав окорок, красную икру, вареные яйца, сгущенное молоко и мои домашние пироги, весело коротала остаток вечера. Не знаю, что случилось со мной, видимо, попался несвежий салат, принесенный из вагона-ресторана, но ночью меня скрутило. Бросало то в холод, то в жар, температура поднялась до 39 градусов. Я лежал в киевской гостинице, укрывшись одеялом. Никуда не ходил, разумеется, на последнюю тренировку тоже. Хуже всего было выслушивать насмешки. «Ничего, парень, медвежья болезнь, не более».

Боялся ужасно, что меня посчитают трусом. Версия вполне походила на правду. В такое состояние, называемое спортивной наукой «предстартовая лихорадка», впадали нередко. И температура поднималась достаточно высокая. Мои объяснения, что, видимо, произошло пищевое отравление, не принимались всерьез. Все ведь ели то же самое, ни с кем, кроме меня, ничего не случилось. На взвешивании температура не упала. Те же самые тридцать девять и общая слабость. Разумнее всего было подойти к врачу соревнований и сняться. Да куда там. Если уж сам Преображенский ничего не говорит, то, значит, и он разделяет общую точку зрения. «Ни за что не снимусь», — решил я.