Читаем Решающий поединок полностью

Мысленно возвращаясь к событиям тех дней, я пришел к приятному для себя выводу. Видимо, неудача — а именно так я оценил своё выступление — была расценена наставниками сборной команды СССР несколько иначе. Молодые перспективные тяжеловесы нужны как воздух, а тут новичок выигрывает у одного призера страны, пытается зашвырнуть куда подальше другого. Бороться с таким нескладехой, как я, сущее наказание для аса. Есть такое понятие «неадекватная реакция». Ваш гость, вместо того чтобы ложкой есть суп, берет тарелку и, словно чай из блюдечка, хлебает жидкость через край. У хозяйки дома от таких манер чего доброго случится инфаркт. От человека ждут соблюдения определенных правил, а он их не знает. Порой люди, обладающие неадекватной реакцией, сворачивали горы. Они добивались удивительных результатов. Борьба ведь тоже набор совершенно определенных комбинаций. Если вас согнули, то по законам физики вы должны стремиться разогнуться, потому что действие равно противодействию. Чем сильнее наклоняется соперник к ковру, тем стремительнее будет его выпрямление. Знанием этих законов и пользуются опытные спортсмены. Так проводится большинство задуманных приемов. А Батлидзе и Выхристюк встретились с человеком, который попросту еще не знал общеизвестных приемов и, разумеется, не мог следовать им.

Мне в дальнейшем и самому не раз приходилось попадать впросак. Опыт-то пришел ой как поздно.

Уже достаточно поднаторевший в искусстве борьбы, я неожиданно проиграл в ту пору малоизвестному казахскому борцу А. Айханову. Он был высок, как фонарный столб, худ и костляв — в чем только душа держалась. Казалось, вей из него веревки. Не долго думая, я решил сразу же пройти к нему в ноги. Подтянул его бедро к груди. «Сейчас он начнет высвобождать ногу, тут-то я его и поймаю. Ничуть не бывало: он цаплей стоял на одной ноге, а другой, словно кочергой, пытался меня подцепить. Так мы провозились с минуту. Ничего путного у меня не получилось, я отпустил захват. Отходя, он повернулся ко мне боком. «Надо же так опростоволосился», — подумал я и ринулся к нему в ноги еще раз. Не тут-то было: он опередил и сам ухватил меня за голеностоп. На сей раз несладко пришлось мне. Свисток арбитра. Айханов отходит так же боком и не смотрит в мою сторону, но сам начеку. Он напоминает теперь дикого скакуна, который, кося глазом и чуть повернув голову, наблюдает за табунщиком, пытающимся набросить ему на шею аркан. Одна моя атака вроде достигает цели, он сидит на ковре. Пытаюсь дотянуться до туловища Айханова, тут вроде ему деваться некуда — или туше, или мост. Но вместо того чтобы изворачиваться, своими длинными руками новичок дотягивается до моего бедра, и уже не он, а я стою на ковре головой вниз. Жаль, что этот самородок потерял свою самобытность. Данное от природы он променял на стандартные приемы, встречающиеся поголовно у всех, в ответ на которые, как в хорошо известных шахматных комбинациях, давно разработаны контрприемы.

Возвращение в Ленинград было приятным. Слыханное ли дело — вошел в состав сборной СССР. Но Преображенский случившееся, видимо, воспринимал по-своему. Вновь начались тренировочные будни. Я должен был оттачивать технику, технику и еще раз технику. Никаких приемов с применением силы, такие напрочь исключались из моего арсенала. У Преображенского на сей счет была своя концепция. До него важнейшими элементами подготовки тяжеловесов были вес и сила. Как первый, так и второй должны были быть предельными. Мне и Александру Медведю, одновременно со мной начавшему свою спортивную биографию, еще долго приходилось на международных соревнованиях сокрушать ряды увесистых атлетов, больше походивших на мастодонтов, чем спортсменов. Взять хотя бы Мюнхенскую олимпиаду, где Александру Медведю, к тому времени уже двукратному олимпийскому чемпиону, пришлось скрестить оружие с американцем Крисом Тейлором. И если вес Медведя равнялся ста килограммам, то Крис при том же росте был чуть ли не вдвое тяжелее.

Поздним осенним вечером тренер снова зашел к нам домой. Меня не было. Говорил, по сути дела, один Преображенский, отец лишь слушал, а затем долго не ложился спать — ждал моего возвращения. Усадил перед собой.

— Давай думать, сынок, как дальше быть. Приходил Сергей Андреевич. Его ведь переводят в Центральный спортклуб Армии. Зовет тебя в Москву. Спрашивал моего согласия.

Так вот в чем дело! Слухи подтвердились. Мы им не хотели верить.

— А как же институт и где жить? — в свою очередь, спросил я отца.

— Сергей Андреевич сказал, что у него. А с институтом— оформить перевод в московский. Не знаю как тебе, — продолжал задумчиво отец. — А мне он нравится. Серьезен.

Меня недолго собирали в дорогу. Когда рано утром первым октябрьским воскресеньем к дому подкатила тренерская «Победа доверху нагруженная различным скарбом, рессоры ее жалобно скрипнули от прибавки моего собственного веса. Спортивная сумка вмещала весь мой багаж. И в нее вполне уместились тренировочная форма, учебники да махровое полотенце.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное