Решающий поединок

Встретиться с Капланом мне пришлось через несколько месяцев. Жребий свел нас в финале чемпионата мира в Толидо (США, Огайо). Для меня, впервые включенного в состав сборной СССР, на состязаниях такого ранга все было в диковинку. Нас разместили в студенческом общежитии университетского городка. Чистота. Обстановка спартанская. Шкаф, стол, двухъярусные койки, покрытые серыми одеялами. Двор с утра наполняется разноголосым говором. Разноцветные костюмы, словно паспорта. Ярко-красные, с белым серпиком луны. Это турецкие борцы.

Вот идет похожий на ястреба Акбас. Такое сходство возникает из-за его носа, напоминающего ятаган. Он идет, чуть припадая на ссохшуюся ногу — последствие болезни, перенесенной в детстве. В поединке он обычно выставляет ее вперед. Она у него вроде приманки. Обманутые ее беспомощным видом, соперники пытались перевести Акбаса в партер. Турецкий борец отдавал свою ногу на растерзание, и порою в замершем зале слышался хруст сухожилий. А Акбас, будто не чувствуя боли, садился в шпагат, дотягивался до бедра уже торжествующего победу противника и ставил его торчком на голову. Соперники так и не успевали понять, каким образом у них ускользала победа и они оказывались поверженными.

Акбаса прозвали Железным хромым. Его повадки знал каждый, но жалкий вид ноги искушал своею беспомощностью, гипнотизировал: на нее бросались, очертя голову, закрыв глаза, как в омут, веря и не веря в свой успех, сознавая обреченность и надеясь на чудо.

Вот идет румын Бола. Крупный, высокий. Лоб с залысинами. Его я немного знаю. У Бола литые квадраты брюшного пресса, словно пластинчатый панцирь. Он выставляет руки-клешни, оставляя минимум возможностей для. атаки, и предпочитает силовую манеру ведения схватки. Ему бы только уцепиться. Неважно за что — ногу, руку, голову. И уж если захватил, то выдерет с корнем, взметнет борца до потолка, на второй этаж, как говорят у нас. Но Боле неособенно везет; чего-то он недотянул в борцовском искусстве, но чего? Себя он потом найдет в учениках. Но ни он, ни мы сейчас даже не подозреваем, что в 1974 году в Стамбуле на первенстве мира его питомец Ладислау Шимон выиграет чемпионскую корону в тяжелом весе.

Победитель Мельбурнской олимпиады Сасахара по-японски корректен. Он совершенно не похож на богатыря. Его тренерская слава переросла спортивную. К Риму американскую сборную готовил он. Именно в Термах Каракаллы янки добились триумфального успеха: они выиграли три золотые медали. Готовясь к Токийской олимпиаде, американцы отказались от услуг Сасахары и вернулись домой ни с чем.

Наши ребята здороваются с Антонсоном. Рыжеватый и белесый одновременно, шведский тяжеловес напоминает скорее лесоруба, чем мастера партерной борьбы. Его имя гремело в пятидесятые годы. И хотя он представитель классического стиля, считаю его своим, «тяжем», и смотрю на него со стороны с уважением. Швед приехал в качестве арбитра. Он серьезен, как и подобает строгому судье. Долго около нас не задерживается, иначе смогут воспринять его поведение как проявление особой симпатии.

Я пока инкогнито. Все уверены, что тяжеловес в сборной СССР — Александр Медведь. Он уже был в этой роли на прошлогоднем первенстве в Иокогаме. Хоть и занял третье место, но нагнал страху на маститых своей неугомонностью. Поэтому здесь все внимание на него. А мне остается лишь одно — наблюдать как бы со стороны за своими соперниками.

Под возгласы общего изумления шествует мимо чернокожий тяжеловес: громаден, увесист, окружность талии (хотя такое понятие применительно к нему весьма относительно, ибо грудь и живот составляют у этого супермена единое целое) такова, что длины моих рук явно не хватит, чтобы его обхватить. Будто камень с души свалился, когда я узнал, что негр-гигант — борец классического стиля, а не «вольник».

Даже на следующее утро, на взвешивании, мои соперники не подозревали подвоха. Они скользили по мне равнодушными взглядами и цепко следили за малейшим движением Александра Медведя. Только Вильфред Дитрих вроде бы что-то заподозрил. Да еще Каплан.

Сама процедура взвешивания — разгар войны нервов. Раннее утро. Вид у всех после сна помятый, от бессоницы тем более. Ленивые движения, зевота. Но это маскировка. Внутри уже все горит, все на взводе. Победа или поражение закладываются уже здесь.

Мы неторопливо расшнуровываем ботинки, будто невзначай заглядываем в судейские протоколы; вес борца — индикатор его боевой формы.

Наконец один фаворит решается. Его вес фиксируют. В удостоверение личности смотрят ради проформы: таких знают в лицо.

Я выжидаю. Не знаю, что этим выигрываю, но медлю. Настрой у них на Медведя, и чем позже узнают обо мне, тем лучше.

— Подожди, — говорит Преображенский. — Твои соперники сейчас уйдут из зала, а когда увидят новую фамилию в протоколах, тогда пусть ломают головы.