Читаем Решающий поединок полностью

Но прежде меня необходимо было проверить. Турне по Японии не представляло для меня интереса: тяжеловесы Страны восходящего солнца не блистали на международной арене. Для меня в этой поездке, видимо, важнее всего было окунуться в обстановку зарубежных соревнований, прочувствовать какие-то нюансы, встретиться с другой аудиторией, осознать иную трактовку правил судьями. Тем не менее в Японии мне пришлось столкнуться с совершенно неожиданной ситуацией: не размявшись как следует перед выходом на ковер (уж больно тщедушно выглядел соперник), я, проводя прием, повредил ребро. Противника тушировать удалось, но зато на следующее утро мне вздохнуть полней грудью нельзя — больно, наклониться нельзя — больно, повернуться — тоже. Отказываться от участия в соревнованиях не хотелось: японские борцы вольного стиля, особенно в начальных весовых категориях, оказывались настолько сильными, что лишь преимущество в более тяжелых весовых категориях позволяло нам в итоге одерживать командную победу. И, выбыв из игры, я ставил товарищей по сборной команде в очень сложное положение. Так я и выходил на каждый поединок — прямой, словно телеграфный столб. Долго ловил момент — промахиваться было нельзя — и шел в атаку наверняка.

Следующая поездка — в Турцию.

Стамбул встретил нас серой сеткой дождя. Отразив первую атаку репортеров, уставшие, мы добрались до отеля. Утро пришло с гортанными криками уличных разносчиков. Из окна хорошо видно, как пожилая женщина, высунувшись наполовину из окна, опускает на веревке корзину, а бродячий «коммерсант» кладет в нее свой незатейливый товар.

После завтрака желающие отправляются осматривать город. Это как бы ритуал любого зарубежного турне.

Осмотр города принято начинать с достопримечательностей, но мне хочется уединиться. Вечером предстоит поединок с Хамидом Капланом. Надо настроиться. Иду непривычно узкими и кривыми улочками. Дома похожи на худых подростков. Они жмутся друг к другу, сбегая и снова поднимаясь уступами. Необычно много продавцов апельсинов и бананов, товар выставлен прямо на тротуар. В ожидании клиентов на корточках сидят чистильщики обуви. Их количество заставляет думать, что жители Стамбула одержимы манией чистки ботинок. На самом же деле, особенно здесь, в стороне от оживленных магистралей, клиентов маловато.

Панорама Босфора открылась за очередным поворотом неожиданно. Пролив красив даже в пасмурную погоду. Натруженными басами перекликаются буксиры. Паромы, уткнувшись в причалы, всасывают людской поток. Рыбаки, видимо, только что вернувшись с лова, тут на берегу продают рыбу. В поисках легкой наживы кружат чайки, словно хлопья снега.

Возвращаясь из зарубежных турне, старшие товарищи рассказывали нам, молодым, о своих соперниках. Нам казалось, что, встречаясь на крупных зарубежных турнирах с борцовской элитой, они проигрывали только титанам или выигрывали тоже у титанов. В их повествованиях национальный герой Турцци тяжеловес Хамид Каплан превращался в этакого циклопа на ковре. Он все крушил и ломал на своем пути. Из рассказов очевидцев выходило, что турецкий богатырь опять на очередном первенстве мира одному борцу рассек бровь, другому — подборок, а уже расквашенных носов и не счесть. Проделывал он это, говорили, мастерски, старался нанести травму на первых же минутах. Ему нужно было доморализовать соперника, да побыстрее, поэтому он не был разборчив в способах. Препочтение отдавал грубости. Бросался, например, в атаку к ногам, но, не доходя миллиметра до колен, словно раздумывал и распрямлялся. Противник в этот миг находился над ним и нередко получал удар в лицо затылком. Поврежденная надбровная дуга считалась легким испугом: поединок останавливали, доктор накладывал лейкопластырь, и бой возобновлялся. Но напуганный соперник осторожничал, отступал. Следовали одно за другим два предупреждения, и даже если Хамид не зарабатывал к этому моменту ни одного технического балла, его соперника снимали за пассивное ведение схватки. Все было согласно судейским правилам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное