Читаем Решающий поединок полностью

Выполнять задание тренера взялись с охотцей. Увлеклись. Тем более что задача оказалась не простой. Некоторые разночтения «мельницы» уже были известны нам и служили верой и правдой. Поэтому первые занятия оказались почти безрезультатными. Кое-что, конечно, получалось, но… То требовалась довольно длинная подготовка, и соперник успевал предпринять контрмеры. То вроде бы получалось искомое, но моментально кто-нибудь из борцов находил ответное атакующее действие, более опасное, чем сам прием (такие варианты назывались у нас «самокладами», то есть сам себя кладешь на лопатки). Поиски продолжались. Точной даты рождения новой диковинки никто не помнит. Наверное, потому, что у нее не было конкретного автора, который мог бы претендовать на патент. Приложили руку с десяток моих товарищей по секции, среди которых были и чемпионы мира, и перворазрядники, и парнишки, лишь подававшие надежды. Тренер любил сводить воедино и всезнаек, и тех, кто непрестанно задает вопросы и пытается изобрести велосипед. В качестве бабки-повитухи присутствовал и сам Сергей Андреевич. А получилось вот что.

Если для проведения «мельницы» необходимо захватить руку и ногу противника, то созданный прием требовал лишь легкой фиксации одной руки противника. О рождении грозного оружия никто в тот момент не догадался. Его ведь не проверяли в боевых условиях. А на занятиях получиться может всякое. Поэтому даже у нас, привыкших к нелепицам, не нашлось охотников попробовать новый прием в соревнованиях. Такое недоверчивое отношение было вызвано тем, что уж больно он отличался от общепринятых. Если в борцовской среде хотят подчеркнуть виртуозность, то говорят про особенно ловкого, что он может сделать прием, ухватившись за мизинец соперника. Ему, мол, и этого достаточно. Наша придумка, по сути дела, и явилась воплощением этой борцовской метафоры. А это, как ни странно, уменьшало число сторонников «новорожденного». Их стало еще меньше, когда большинство убедилось: как только соперник чувствовал, что его руку забрал противник, он тут же, в свою очередь, перестраховываясь на всякий случай, заграбастывал руку атакующего. Получался обоюдный захват, из которого приходилось выбираться как из трясины. А лазейку все же удалось найти. Самым слабым местом оказался обоюдный захват. Кажущаяся невозможность провести прием создавала атмосферу безопасности: спортсмены теряли бдительность. Ничего не подозревающий о подвохе соперник думал, что контролирует положение, и немедленно расплачивался за свое легкомыслие.


Первым выстрелом и был сражен Савкуз Дзарасов.

Соревнования продолжались, а у меня в душе не унималось ликование. Радовали, конечно же, победа над именитым соперником и чистота проведения приема, а главное — его скоротечность и внезапность подготовки. Сколько раз этот прием потом помогал мне на ковре, и всякий раз только чудо или мое неумение дожимать с моста помогали противнику избежать «туше». На тренировках с помощью Сергея Андреевича я довел прием до автоматизма. Мы сидели и колдовали над ним, словно механик и водитель над мотором гоночной машины. И, выходя на помост, я только пытался создать необходимую комбинацию. Как только она получалась, срабатывал рефлекс. Только такая манера обеспечивала успех. Стоило мне замешкаться, подумать, стоит его начинать сейчас или секундой позже, как все уже шло насмарку.

Что же представляло собой мое «секретное оружие»? В разных странах принята различная система записи движений в борьбе. Единых и понятных всем знаков пока нет. У нас, в нашей борцовской литературе, это называется так: «бросок через плечи захватом одноименной руки». Что-нибудь поняли? Нет, конечно.

В обычной практике атлеты поступают проще. Каждый прием получает образное название: «мельница», «ножницы», «мост», «обвив». Есть и другие: «седло», «вертушка», «накат». В этих названиях заключена суть движения. Например, «седло». Ассоциация — всадник и лошадь. Сидящий сверху обхватывает ногами туловище соперника (прием проводится только в партере). Ноги должны держать, сжимать туловище распластанного на ковре соперника.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное