Читаем Решающий поединок полностью

В тренерской практике Сергея Андреевича я подметил закономерную деталь. В свою команду он старался включить представителей разных борцовских школ, создавал на занятиях творческую обстановку. Он не навязывал своей техники, лично ему присущей. Неопытный тренер учит своих подопечных тому, чем хорошо овладел в пору своих активных занятий спортом. Противоестественного тут, разумеется, ничего нет. Но, замыкаясь в своем личном опыте, такой тренер волей или неволей обедняет учеников, свято веря в прогрессивность своей методики. Как-никак, но в прошлые времена прием служил ему верой и правдой.

Сергей Андреевич не боялся признаться открыто, что не знает всех тонкостей какого-либо приема, но давал нам его. Прием, считал он, дозреет в ходе обработки. И на последнее обстоятельство надеялся как на средство верное. Он настолько свято верил в эту истину, что брал из борцовского учебника любой азбучный прием и давал нам его в работу. Это и было самое интересное. Начинал действовать механизм творчества. Пробует один: пытается изменить положение тела, стойку. Получается какая-то закорючка. В другом углу ковра разбирают иной вариант. Изобретать начинают все. Если выходит что-то любопытное, любой имеет право потребовать всеобщего внимания. В центре ковра освобождается место, и автор демонстрирует свое достижение. Критика, самая беспощадная, ему гарантирована, но с ходу не отвергается ничто, даже самое на первый взгляд сумасбродное.

Тренер нас приучил — нелепых приемов нет. Самый смехотворный, сложный или простой при соответствующей доделке и обработке сможет возыметь действие.

У самого Сергея Андреевича на вооружении было наипростейшее техническое действие, которое постигают на первых занятиях зеленые новички, а потом с презрением забывают, — «подрыв двух рук». Так вот, он им успешно пользовался на протяжении всей своей спортивной карьеры.

Итак, в центре круга происходит демонстрация. После мою ребята вновь расходятся по местам. Поиск продолжается: тут чуть убавляется, там чуть добавляется — происходит становление нового. Не каждая тренировка заканчивается находкой. Вернее, и не каждый год. Но самое ценное даже не в этом. Дело в том, что все учатся мыслить. Без этого нет пути к вершинам спортивного мастерства, да, наверное, и мастерства в любой сфере человеческой деятельности. Но все же сделаю оговорку. Открытия совершаются ежечасно. Борцы ведь разные, нет одинаковых. Не только вес и рост, возраст, но и темперамент, способности разноплановы. А учебник и тренеры навязывают стандартный вариант да еще как строго следят, чтобы именно так, а не этак его выполняли. Поэтому, переделывая прием для себя, подгоняя его под свой стиль ведения схватки да еще делая заготовки для различных соперников, ты ежедневно строишь то, что станет присуще тебе, но может оказаться и достоянием других.

На одном из таких обыденных занятий в московской секции ЦСКА у египетско-ленинградской «мельницы» появилась родственница. «Мельница» была в моем арсенале. Но если у иных моих товарищей она получалась с блеском, то я проводил ее от случая к случаю.

Когда пользуешься приемом редко, то и не особенно стараешься отрабатывать его. Тренер, как-то заметив мое прохладное отношение к «мельнице», отчитал меня и строго сказал:

— Будешь повторять «мельницу» на каждом, подчеркиваю — на каждом занятии по пять минут. Приемы как иностранные слова: повторять заучиваемое необходимо. Приступай.

Слова тренера я воспринял как обычную строгость, поэтому трудился с прохладцей в дальнем углу ковра. Тем более что Преображенский ушел в зал штанги, где и это время тренировался Юрий Власов. Преображенский не упускал возможности понаблюдать за ходом тренировок не только у своих коллег, но и у представителей других видов спорта.

Вернулся он минут через пятнадцать. Дабы продемонстрировать усердие, услышав его шаги, я начал часто и усиленно дышать, словно смертельно устал. Не глядя на меня, тренер попросил:

— Подойди-ка.

Он потрогал мой лоб.

— Да здоровый я. Зачем температуру меряете?

— Здоровый на печке лежать. Дурачком прикидываешься, будто гору своротил, а лоб даже не вспотел.

Пойманный, словно мальчишка в чужом саду, я покраснел.

— Ладно потом оправдываться будешь. Сейчас я тебя не мытьем, так катаньем. А ну-ка, — обратился он к присутствующим: — Давайте разберем эту мельницу по косточкам, а то, смотрю, разленились вы все.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное