Решальщики. Движуха

— *********! ******, *** ****! Да тут не безопасность — тут, блин, трудовую дисциплину укреплять нужно! Разгоню всех на хрен!

— Угу. И новых наберу, — подхватил Дмитрий.

— Чего сказал?

— Я говорю, имел место быть схожий альтернативный вариант реформирования МВД: разогнать ко всем чертям весь личный состав и набрать новых.

— И к чему ты это сейчас?

— Просто к слову пришлось. А вообще, Витя, тебя явно захлестывают эмоции, а это неправильно.

— Да ты никак, Борисыч, учить меня вздумал? — нехорошо так осклабился Брюнет.

Вот только Петрухин нисколечко не испугался — ни грозного выражения лица, ни аналогичной интонации босса — и спокойненько развил мысль:

— Вот на фига ты сейчас затребовал разыскать Яну? В этот, не побоюсь такого слова, выходной день? Уверяю тебя, далеко не все любят корпоративные попойки. Больше скажу — еще каких-то полчасика, я бы и сам из «Океана» свалил. И чего? Тогда бы здесь собравшиеся и меня прокачивать стали?

— А «свалил», надо полагать, вместе с моей секретаршей? — сердито уточнил босс.

— С чего вдруг подобные предположения?

— А с того, что у меня в МОЕЙ конторе тоже источники имеются, — уклончиво пояснил Голубков.

На самом деле в данном случае ларчик открывался просто: Виктор Альбертович, по давно заведенной традиции, с периодичностью примерно два раза в месяц имел свою секретаршу прямо здесь, в своем кабинете. Исключительно поддержания физической формы ради. Вот в последний такой «медицинский прием» Аллочка и пожаловалось шефу, что Дмитрий Борисович ее сначала «поматросил», а затем, безо всякого объяснения причин, «бросил».

— Экий ты, Витя, злой, — показно вздохнул Петрухин. — Злой, да еще собственник до кучи. Феодал.

— Да ты меня, Борисыч, по-настоящему злым-то еще и не видел! — огрызнулся Брюнет и прислушался к подавшей голос трубке: — Алла! Ты нашла Асееву?.. Ну?.. ЧТО?!. КОГДА?!!

— Что случилось? — наблюдая за его реакцией, синхронно вскинулись решальщики.

— Вчера, на проспекте Добролюбова, почти рядом с тем местом, где мы гуляли, Асееву сбила машина, — растерянно продублировал поведанное секретаршей Голубков. — Она сейчас в больнице.

Впавший в ступор Леонид какое-то время ошалело пялился на присутствующих, а затем, с грохотом опрокинув стул, подорвался и, не произнеся ни единого слова, пулей вылетел в дверь.

— Во дела, бля! — глубокомысленно резюмировал Комаров и в очередной раз утер пот со лба почти насквозь промокшим обшлагом рукава. — А ведь я вам говорил: неспроста это всё!

— Чего «всё»? — не догнал Петрухин.

— А того! Приличные люди в начале одиннадцатого с корпоративов не уходят!..

Колпино, 1 октября, сб.

Напротив послевоенной «пленно-немецкой» застройки трехэтажки, радуя замыленный урбанистическими пейзажами глаз, располагалось нечто вроде миниатюрного садика. А именно невеликая, примерно десять на десять, площадка, густо засаженная в половину человеческого роста пожухлыми кустами и прореженная редкими, в эту пору почти лысыми тополями. В эпицентре природного оазиса стояла надежно укрытая от случайных глаз покоцанная лавочка, являя собой идеальное место для проведения брифингов местной алкашни. Ну да в столь ранний, а к тому же субботний час скамья, разумеется, пустовала. Что пришлось очен-но на руку Пронину, обустроившему здесь наблюдательный, он же — «ожидательный» пункт.

Аккурат в минувшую полночь грянул календарный октябрь. В строгом соответствии с календарем днями еще бывало достаточно тепло, но по ночам уже случались заморозки. Неудивительно, что за почти час ожидания Пронин, в своем коротеньком полупальто и легких ботиночках, основательно продрог. В какой-то момент, дабы хоть немного согреться, он покинул свой пост и взялся наматывать круги по асфальтовым дорожкам микрорайона. Но когда бесцельное накручивание кругов наскучило, возвратился обратно: на лавке было зябко, во рту — кисло, а на душе — погано.

Время шло, а Машкины предки так и не выходили. Прождав еще минут пятнадцать, Пронин задумал было позвонить снова, но, экономя оставшиеся на счету мобильные копейки, не стал. Еще через пятнадцать, основательно закоченев, он и вовсе собрался уходить, но тут, наконец, из подъезда выползли долгожданные Архиповы-старшие и погрузились в стоящую под окнами машину.

Не успела та выехать со двора, как в кармане у Пронина запиликал телефон.

— Да… Я вижу, — синими от холода губами отозвался он. — Иду.

Молодой человек с немалым удовольствием покинул опостылевшую скамейку, снова продрался сквозь колючий кустарник и, наискосок миновав детскую площадку, опасливо озираясь по сторонам, нырнул в подъезд.

На площадке второго этажа дверь одной из квартир была распахнута. На пороге квартиры стояла Маша Архипова — в легкомысленном домашнем халатике и шлепанцах на босу ногу и с тревогой наблюдала за тем, как наверх поднимается Пронин.

— О, господи! Женя! Что случилось?

— Ничего.

— Как это ничего?! Когда ты позвонил, у тебя был та-акой голос!.. Я так и не поняла, что с Гавриком? Какая полиция? За что арестовали?