— Дура, чего орешь на весь дом? — сердито прошипел Пронин, преодолевая последние ступени. — Родаки надолго укатили?
— До вечера. Они сначала в «Мегу-Дыбенко», на шопинг, а потом собирались в кино.
— Уже легче… Может, ты меня все-таки пригласишь войти? Или так и будем на лестнице разговаривать?
— О, господи! Ну конечно! Входи… — Девушка схватила молодого человека за руку и потянула в квартиру, причитая и охая: — Ох, Женя! Горе ты мое…
…Десять минут спустя Пронин блаженствовал в горячей ванне, утопая в обильно взбитой, благоухающей пене.
Э-эх! За-ради такого кайфа не жалко было просидеть на холодной скамейке и еще «пару раз по столько». Тем паче что у них в общаге имелся только душ: один — на весь этаж. Да и тот «работал с перебоями»: холодную воду исторгал в неограниченном количестве, а вот с горячей бывали проблемы.
Здесь же, в ванной, на расстоянии протянутой руки на табуреточке сидела Маша и пожирала своего парня влюбленными, а одновременно полными болезненного сострадания серыми глазами.
Ох и глазища были у Маши! Кр-ррр-расота неописуемая!
Другое дело, что персонально Пронину много больше нДравились совсем другие части девичьего тела. В отношениях с женским полом Евгений был в большей степени «прагматиком-практиком», нежели «романтиком-эстетом»…
— Женя, ну как же так? Я ведь тебя еще тогда, после того случая просила — не пей так много! Ты, когда пьяный, себя совсем не контролируешь.
— У Пегова вчера был день рождения. Он пригласил нас в «Асцеллу». И чего? Мне надо было там сидеть и хлестать пепси-колу?.. Да и не так уж много мы и…
— Может, и немного. Но достаточно, чтобы выйти и угнать машину!
— Мы ее не угнали. Мы просто доехали до метро.
— О, господи! Да от «Асцеллы» пять минут пешком до «Спортивной»!
— Вчера «Зенит» играл и «Спортивную» на вход закрыли. Вот мы и прокатились. На Ваську.
— А магнитола? — напомнила Маша.
И это напоминание заставило молодого человека слегка смутиться:
— Мне… Я… В этом месяце моя очередь за общагу платить. А у меня с баблосами сейчас — полный «аут».
— Попросил бы у меня.
— Я тебе еще прошлые две штуки не отдал. И вообще, брать деньги у женщины — это пошло.
— А воровать, получается, не пошло?
— Да какое воровство? — оскорбился Пронин. — Если хочешь знать, этой магнитоле цена — две копейки! Китайское дерьмо, да еще и убитое почти!
— Да, но за эти «две копейки» Гаврика арестовали. Кстати, а откуда ты узнал?
— Мне его мамаша позвонила. Сразу после того, как его менты из дома забрали. В полном неадеквате.
— О, господи! Ну вот, а теперь дойдет очередь и до Пегова, и до тебя.
— Не дойдет. Гаврик нас не заложит, — не вполне уверенно мотнул головой молодой человек и страдальчески протянул: — Вот ведь уроды, а!
— Кто?
— Да менты, козлы эти! Они бы с таким усердием убийц искали, педофилов всяких!
— А ничего, что мой папа — полицейский? — ревниво напомнила Маша.
— Прости, к твоему батюшке это, безусловно, не относится. Кстати, о батюшке… Слу-ушай, у твоих предков, кажется, дача есть?
— Есть. В Ново-Лисино.
— А у тебя свои ключи имеются?
— Должны быть где-то. А что?
— Можно я какое-то время на ней перекантуюсь? Хотя бы пару дней? А там будет понятно — что да как? Заложил нас Гаврик или…
— Даже не знаю, — заколебалась Маша. — А вдруг Лагацкие заметят?
— Кто заметит?
— Лагацкие. Это наши соседи по участку. Они там постоянно живут. Если увидят тебя — сразу родителям позвонят.
— Не заметят! Я даже из дома выходить не буду. Даже свет зажигать не стану. А? Машута?.. Да будь ты человеком!.. Иначе мне всё — край!
— Ну хорошо… — сдалась девушка. — Я… я поищу. Ключи.
— Машка — ты прелесть! — Мыльной правой рукой Пронин неожиданно схватил ее за талию и притянул к себе. — Иди ко мне!
— Женька! Перестань! Ну не балуйся, слышишь?! — засопротивлялась Маша.
— Знаешь как я тебя сейчас хочу?
— Не знаю. Всё, отстань! Грейся!
— Вот смотри, — Пронин слегка приподнялся и продемонстрировал: «как именно». Хочет.
Сугубо внешне «желание» смотрелось достаточно убедительно.
— Ффу, пошляк! — как бы смутилась Маша, снова делая попытку вырваться.
Но свободная левая рука молодого человека уже по-хозяйски шарила под полами ее халатика. За коими, полами, как еще на лестничной площадке успел отметить и оценить Пронин, ничего, кроме трусиков и наливного крепкого девичьего тела, не было…
Затрещала хрупкая ткань, посыпались на кафельный пол пуговицы…
Согласно закону Архимеда выплеснулась через борт вытесненная погруженным в чешскую сантехнику вторым телом пенная вода. И…
И девушка, как некогда изящно высказался позабытый графоман-романтик, он же — мастер тончайшей Еротической прозы: «…доверчиво положила ноги ему на плечи».
Ну а далее пошёл уже чистый Аверченко:
«…и всё заверте…»[16]
Яна проснулась внезапно, будучи вырвана из тревожного сна слаженно-хоровым бабьим возгласом «ОЙ!». Именно такой эмоцией соседки, они же — подруги по травматологическому несчастью, отреагировали на внезапное появление в палате Купцова.