Решальщики. Движуха

— Обязательно отправлю. И поздравления, и… советы.

— Вот в чем я меньше всего нуждаюсь, так это в ваших советах. Дайте пройти!

— Напрасно. Знаете, есть такая чухонская поговорка: «Беда забытый совет напомнит»?

— Я знаю другую поговорку. Персидскую: «Дурного советчика обойди стороной!» Дайте же, наконец, пройти! Или мне позвать на помощь?

— Помилуйте! Я вас и не держу. Ступайте себе с богом.

Бажанов наконец отступает, и Асеева, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, направляется к своей машине.

— А совет вам все-таки дам!.. Постарайтесь более не удосуживатъ наш городок своими визитами. А то мало ли что может случиться… Да и здесь, в Питере, за сынком своим приглядывайте.

— ЧТО? Что вы сейчас сказали?!

— А что я такого сказал? Я говорю: дети нынче такие оторвы пошли. Глаз да глаз. Всего доброго, Яна Викторовна. Брюнету — мои поклоны. Передайте ему, что… что еще не вся черемуха в его окошко брошена…

После этих слов Павел Тимофеевич загружается в «бээмвуху», и та практически сразу трогается с места.

Стекло со стороны водителя опускается, и Яна Викторовна с удивлением разглядывает в сидящем на руле парне того самого «качка с джином», что вел за ними слежку в провинциальном вологодском городке. И от которого Леонид столь эффектным образом сбежал через гостиничное окно.

В свою очередь «качок», он же — «тарасовский» боец Гордей, одаривает Яну недобрым и словно бы запоминающим взглядом…[17]

* * *

Пребывающая не то в забытьи, не то в полуотключке Яна Викторовна отчаянно застонала, и вконец перепугавшийся Купцов тихонечко потряс ее за плечо:

— Что, Яна? Совсем худо, да? Может, позвать врача? Я сейчас!

— Не надо… врача…

Юрисконсульт «Магистрали» с усилием разлепила веки, и Купцов переполошился еще сильнее, разглядев в уголках ее глаз бусинки-слезинки.

— Леонид Николаевич… Лёня!.. К моим маме и сыну нужно приставить охрану. Срочно!.. Я очень тебя прошу!

— Конечно. Без проблем. Сделаем. Но… что случилось? Почему?

— Они мне угрожали. Мне и… сыну.

— КТО? КОГДА?

— Это было еще летом, в июле. Помнишь наш судебный процесс по вологодскому «Интегралу»?

— Разумеется. Как я могу забыть эту нашу… хм… историю.

— Вот тогда они и… А теперь, похоже, от угроз перешли к делу. И граната, и черный «БМВ» — всё сходится, это они!.. Лёня, я очень тебя прошу: пока я здесь, в больнице, — позаботься о Глебе. И о маме.

— Конечно. Но… ты так и не сказала: кто такие «они»?

— Бажанов. «Тарасовские»… Это из-за комбината… Вернее, из-за их поражения в суде, — отрешенно откомментировала Асеева и, не в силах более сдерживаться, зарыдала уже в голос и в полную силу: — О, господи! Мамочки! Что же теперь будет?..

* * *

Выйдя из клиники, Купцов сразу набрал номер напарника:

— Димон, это я… Да, вот только что от нее… Более-менее. Если честно, могло оказаться много хужее. Но об этом после… Ты еще в конторе? Отлично. А Брюнет?.. Позвони ему, прямо сейчас, и возверни обратно… Именно так!.. Случилось? А случилось то, что против нас, похоже, снова взялись играть «тарасовские»…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Санкт-Петербург, 1 октября, сб.

С утра заступивший на суточное дежурство дежурным дознавателем по 71-му отделу полиции Петроградского РУВД Серёжа Кравчук сидел в своем кабинете и тихо офигевал от выползшего из факсимильного аппарата свитка с текстом. Текст был на русском, а вот его отправителями выступали как бы иностранцы. Здесь «как бы» — потому что из братского СНГ. Конкретно — из Узбекистана.