Решальщики. Раскрутка

— Я тебе сто раз говорил: между нами ничего не было. И нет! — запальчиво выкрикнул полуправду Купцов.

— А коли не было, чего ж ты при одном упоминании Яночки заводишься с полоборота? А? Молчишь? То-то!.. Ладно, а что касается наших баранов и сабель, то завтра лично я собираюсь проскочить к Гладышеву. Хочу, чтоб его ребята словесный портрет Андрея по картотеке мошенников покидали.

— Хочешь сказать, что ты сумел добиться от Анны Николаевны словесного портрета?

— Да там такой портрет… Щас, повиси секундочку. Я до блокнота доберусь… — Пока Петрухин ходил за своими записями, Леонид успел накапать и опростать еще рюмочку. Смирившись с тем, что понедельник, согласно классикам, и в самом деле начинается в субботу. — Вот, слухай, зачитываю: высокий, волосы темные с проседью, лицо «мужественное и открытое», шрамов, татуировок, родимых пятен нет… — Здесь Дмитрий, не удержавшись, хмыкнул: — Похоже, брательник прав, не только стихи они ночью читали… Светлые брюки, пиджак, кремовая сорочка и — внимание! — шейный платочек.

— М-да… Негусто.

— Но и не так уж, согласись, пусто? А вообще, будь я, не к ночи помянуто, бабой, перед таким «чекистом», да еще с шейным платочком, тоже бы — ухи развесил.

— А почему чекистом?

— Ах да! Забыл самое главное поведать! Этот Андрей тонко намекнул нашей барышне, что он — «рыцарь плаща и кинжала».

Купцов поначалу рассмеялся, затем помолчал немного и подвел неутешительный промежуточный итог:

— Знаешь, по крайней мере это свидетельствует о том, что с чувством юмора у парня все в порядке…

Стрелка часов неуклонно приближалась к полуночи. Потому получивший ответственное оперативное задание столь же ответственный Леонид, тяжело вздохнув и маханув еще пятьдесят для храбрости, не стал откладывать текущие дела в крайний ящик и набрал домашний номер Московцевых.

Анна Николаевна отозвалась практически сразу. Так что Купцову подумалось невольно: «Господи! Неужели она все эти дни не отходит от телефона? Вот она, любовь, блин! Это вам не госпожа Асеева. У которой… хм… семь пятниц на неделе».

— Алло, слушаю! Я вас слушаю. Говорите.

— Анна Николаевна, это Купцов.

— Ах, это вы, — произнесла она с некоторым разочарованием в голосе.

— Я прошу прощения за столь поздний звонок, но у меня к вам один вопрос. Не хотелось бы откладывать.

— Да, Леонид Николаич, я слушаю вас.

— Вопрос вот какой: постарайтесь вспомнить всех своих знакомых, которым вы рассказывали о своем идеале мужчины.

— А зачем?

— Так надо. Чтобы вам было проще, я подскажу, кто нам нужен… А нужен нам человек, которому вы в деталях рассказывали о своем… э-э-э-э… идеале. То есть давали конкретные описания внешности: высокий рост, проседь. А также деталей одежды: например шейный платочек. Это во-первых. Во-вторых, этот же человек должен быть в курсе вашего увлечения творчеством Иосифа Бродского. И в-третьих, знать, где находится ваша студия. Вы меня поняли?

— Да, я поняла.

— Такие люди есть?

— Есть, разумеется.

— Очень хорошо. Я попрошу вас вспомнить их всех и к завтрашнему утру приготовить список. Договорились?

— Хорошо, я сделаю.

— Тогда до завтра, Анна Николаевна.

— До завтра, Леонид Николаевич…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Они (поэты) недостаточно чистоплотны: они мутят воду, чтобы казалась она глубже.

Ф. Ницше

Санкт-Петербург, 23 июля, сб.

— …Есть пальчики. Много, хорошие, — доложил Малинин, проходя на кухню в сопровождении хозяйки.

Вкупе со старомодным саквояжиком и косенько сидящими на носу очочками в роговой оправе, всем своим видом он сейчас походил на земского доктора из фильмов про дореволюционную жизнь.

— Вы его найдете? — оживился Петр Николаевич.

— А он судимый? — уточнил криминалист. — Коли — да, найдем. Можете не сомневаться.

— Э-э… не хотите ли кофейку? Или, может, чего покрепче?

— Нет, благодарю. У меня мало времени, поэтому давайте-ка закончим наши дела. Я к тому, что хорошо бы и ваши пальцы откатать.

— Зачем это? — насторожился Московцев.

— Чтобы знать наверняка, что те пальцы, которые я нашел, не принадлежат вам. Отпечатки Анны Николаевны я уже снял.

Петр Николаевич хмуро кивнул, и Малинин взялся раскладывать на кухонном столе свою «лабораторию». Анна Николаевна наблюдала за манипуляциями криминалиста, закусив нижнюю губу, — выражение лица у нее сейчас стало совсем детским. По кухне плыл сизый сигаретный дым, недоверчиво смотревший на посторонних большой пепельный котище жался к ноге хозяйки…

Московцев театрально вытянул руки и сказал:

— Вот, Нюша… вот до чего мы дожили.

Женщина повернулась и хотела выйти, но Купцов окликнул ее:

— Анна Николаевна! А вы списочек-то приготовили?

— Да, разумеется, — она достала из кармана халатика многократно сложенный лист и подала Купцову.

Леонид развернул бумагу. Крупным, размашистым почерком на листочке было написано в столбик: «Петя. Маша. Варенька. Света. Антон». Имя «Варенька» было заключено в черную рамочку.

— А… э-э-э… а почему Варенька в рамке?

— Варенька? Варенька умерла… погибла.

— Давно?

— В январе… попала под машину.