Эта версия, какой бы ни была истина, неизбежно поднимает неудобный вопрос: сколько же еще раз американские представители, большинство из которых не знали языка окружающей политической жизни, были введены в заблуждение своими переводчиками, добавившими лишнюю путаницу и недоразумения, которых и без того хватало? Точного ответа на этот вопрос мы никогда не узнаем, но то, что изложение американской позиции в целом в значительной степени могло искажаться русскими переводчиками, преследующими те или иные интересы, вряд ли вызывает сомнение.
В конце концов Тэчер получил телеграмму от Томпсона, в которой ему предлагалось отправиться в Лондон и проинформировать мистера Дуайта Морроу[16]
, что уловка Иловайского была направлена против британцев и, очевидно, вызвала у них сильное недовольство. Несомненно, Иловайский работал переводчиком в миссии Красного Креста с благословения советских властей и, следует предположить, являлся большевистским агентом. Но и сами британцы не были полностью безупречны в отношении очевидного желания Иловайского бросить яблоко раздора между ними и американцами. За два дня до встречи с исполнительным комитетом Уордвелл нанес визит в британское консульство вместе с Иловайским, после чего записал в дневнике: «Там было много англичан. То, что они говорили прямо в присутствии Иловайского, просто ужасно. У них совершенно нет чувства такта». Это не было первой жалобой американцев на нежелание англичан скрыть свое презрение и пренебрежительное отношение к ситуации в России.Тэчер вернулся в Соединенные Штаты на судне, которое вышло из Мурманска 22 марта. Изначально Уордвелл предполагал покинуть Россию вместе с Тэчером, однако 16 марта он получил сообщение от Томпсона, в котором ему советовалось временно задержаться, поскольку у него может появиться важное поручение. Вскоре к этому сообщению прибавилась телеграмма от Робинса (ныне находящегося в Москве), в которой ему предлагалось вернуться в Петроград и закончить работу в миссии. Таким образом, Уордвелл оставался в Мурманске до 30 марта.
Однако вернемся к развитию политической ситуации на севере. Опасения официальных лиц союзников в связи с сообщениями об окончательном кризисе в Брест-Литовске в конце февраля усилились из-за одновременного поступления первых расплывчатых и искаженных сообщений о гражданской войне, разразившейся в Финляндии. Военные действия между белыми и красными силами в этой стране вспыхнули в середине января, когда финские коммунисты попытались захватить власть по всей Финляндии, следуя прецеденту, созданному большевиками в Петрограде. 28 января вооруженные формирования левых сил и коммунистов Финляндии захватили власть в Хельсинки и вынудили бежать некоммунистическое правительство. Будущий маршал Карл Густав Маннергейм, которому свергнутое правительство поручило защиту новой независимой республики от коммунистической экспансии, столкнувшись с безнадежным превосходством красных на юге, отправился в северо-центральную Финляндию и приступил к созданию в этом районе ядра национального сопротивления краснофиннам и поддерживающим их большевизированным русским воинским частям. Благодаря быстрым и смелым действиям Маннергейму удалось разоружить недовольные российские гарнизоны в непосредственной близости от его наспех импровизированной штаб-квартиры[17]
. К середине февраля вся северо-центральная Финляндия, включая финско-шведский пограничный пункт Торнио-Хапаранда, расположенный в начале Ботнического залива, находилась в руках Маннергейма.Не существовало объективных причин, по которым первоначальный успех Маннергейма мог бы встревожить русских и представителей союзников. Этот бывший царский офицер с длинным и достойным послужным списком не являлся ни сторонником Антанты, ни Германии: он был настроен чисто «профински». Изначально Маннергейм не имел никаких намерений обращаться к немцам за помощью и даже не предполагал, что в феврале 1918 года подобные обращения уже поступали из других финских кругов. Красные, которых решительно поддерживал новый советский режим в близлежащем Петрограде, обладали потенциальным численным преимуществом, поэтому решение задачи, стоявшей перед Маннергеймом в феврале 1918 года, а именно освобождение всей южной части Финляндии от коммунистического контроля, требовало крупной, но чрезвычайно опасной операции, которая, несомненно, повлекла за собой полную отдачу всех имеющихся ресурсов. Беспричинное принятие на себя каких-либо дополнительных и не связанных с этим предприятием обязанностей на другом направлении, например наступление на участке Мурманской железной дороги или на позиции союзников в этом регионе, было бы последним, что могло прийти Маннергейму в голову на начальном этапе гражданской войны в Финляндии, даже если бы у него и присутствовала политическая мотивация.