Решимость: почти святой Брайан

– А ну стой, Рэйн! – повысил голос Брайан. – Ты собираешься встретиться с Морганой наедине и уговорить её? – Рэйн остановился и посмотрел на Брайана слегка непонимающе. Он вёл себя естественно, но Брайан всё равно видел, очень ясно, его намерение. – Я не ясновидящий, я не знаю, получится ли у тебя, потому запрещаю. Но обещаю, что переговорю с Сапфиром о том, что стоит сделать без вреда для её души и моей совести.

– Ого! – Санктуарий хлопнул себя по лбу. – Я и забыл!.. Мы все, господа, сваляли дурака. Брайан в принципе не мог согласиться на это. Он бы потерял свою святость.

– А-а-а… – хором протянули Вайсваррен, Хант и Эрик Бесцейн.

– Нечестивцы, – улыбнулся Брайан их искреннему открытию. – Как вас Единый терпит?

– По той же причине он не спит с Морганой, – объяснил Санктуарий для Колина Ханта.

– А-а-а… – снова протянул Хант, но уже тоном выше. Потом энергично вскочил. – Что я с ним вообще рядом делаю? Ходу отсюда, хо-ду!..

Все, будто заразившись энергией Юго-Восточного Царя, бодро двинулись прочь.

Вайсваррен остался.

– Платье, шикарное платье, требует времени, Брайан, – сказал принц, – так что поторопись с принятием решения. И лучше, гора-а-аздо лучше, если оно будет положительным.

Брайан не смог удержать брови на месте. Брат всегда высоко поднимал брови, когда его что-то безмерно удивляло. Надо сказать, такое происходило почти каждый день. А в обществе – каждые полсвечи.

– Ты как будто мне угрожаешь. Но я не могу в это поверить, – изложил Брайан причину своего удивления.

– Я не угрожаю.

– Хайнек, я не буду попустительствовать греху, – подражая своему отцу в этом приёме, Брайан разыгрывал усталый вид.

– Греху? О чём ты?

– Платье, – намекая, произнёс Брайан.

– Платье, – с удовольствием произнёс Вайсваррен, улыбнулся и кивнул, но стало ясно, что мужчины друг друга абсолютно не понимают.

– Когда мой брат покупал для леди платье, это обычно значило…

– Да и нет, – Вайсваррен теперь понял, о чём речь, – по меткому выражению Ханта от кусочка Морганы никто бы не отказался, однако я достаточно ещё верю в Бога, чтобы его не гневить… я имею в виду только платье…

– Платье? – Брайану показалось, что он начинает сходить с ума. А так точно случится, если кто-нибудь повторит это слово ещё раз.

– Хочу сам проследить за этим делом. Когда я вижу красивую женщину, я всегда хочу её раздеть… потом одеть… и снова раздеть… и, знаешь, одеть снова. Но только разница между мной и остальной тысячью мужчин с подобными желаниями в том, КАК я хочу её одеть, ну, ещё, в зависимости от обстоятельств, например, если она чья-то жена, я могу её не трогать. Мне нужно, необходимо, страшно хочется! увидеть её в том образе, который сам создам. Женщина, ты не поверишь, способна иметь тысячу лиц…

Брайан слушал древнейшего Хайнека Вайсваррена ещё очень долго. Последнего звали принцем-убийцей за то, как тихо, быстро и незаметно он уничтожает врагов. Но, похоже, никто никогда не понимал этого крылатого по-настоящему. Тайное увлечение этого мужчины состояло в самой странной страсти для легенды кровавых сражений – шитье платья. И только красивейшая из женщин могла вдохновить настолько, чтобы заставить Хайнека открыться перед кем-то.

А от Брайана зависело, сможет ли Вайсваррен удовлетворить свою страсть и последний так и продолжал рассказывать Его Святейшеству всё, что считал нужным – так оплыло полсвечи.

Когда Брайан ощутил, что у него немеет лицо, принц вдруг сказал самое главное:

– А ещё я могу делать одежду особенной. Могу придать ей кое-какие свойства. Скажем, защитить эскортесс от кислоты…

– Что же ты раньше молчал-то?! – Брайан так оживился, что даже покалывание в теле ощутил. Вайсваррен захихикал, но тут же взял себя в руки и предупредил:

– Есть одно но, очень логичное, но о нём все всегда забывают – сорви с неё одежду, и она останется беззащитна перед кислотой.

– Всё равно, считай, что лично я уже согласен. Осталось только с Сапфиром… послушай, дорогой друг, а можно ли как-то, с помощью платья, защитить её от этого самого греха, а? Скажем, пусть она флиртует с Классиком, но хотелось бы от его постели её всё-таки сберечь.

– Я мог бы зачаровать её платье таким образом, чтобы Классик не вызывал у неё никаких импульсов. Однако тут от неё мало что зависит… Классик… он хуже, чем когда-либо был твой брат, я полагаю. Крылатые и фиты, в отличие от других видов, женщин не способны насиловать.

– Так считается, – кивнул Брайан. – Думаешь, Классик может так поступить?

– Знаешь, откуда у принца Хоакина это прозвище – Классик?

– Он родоначальник классической школы литературной критики. Ещё, я слышал, он немалый вклад внёс в искусство фехтования.

– Сапфир говорит иначе. А он старше, чем само понятие литературной критики в нашей культуре, так что ему можно доверять.

– Так что он говорит?

– Он говорит, дословно: «Хоа – классический мерзавец. Всё, что схоже у большинства подонков всех знакомых мне видов во всех знакомых мне Вселенных – всё имеется у Хоа в комплекте».