Респубика ученых

«All right.[154] Мы можем посетить обоих. — Тут недалеко, всего четверть часа; я еще успею по дороге показать Вам наш порт и аэродром. — Берти?: Good bye![155] А сейчас ложись спать.» / Он тщательно укутал ее двумя одеялами (одного ей бы не хватило — слишком коротко): ее бледное костлявое лицо, обернутое двумя кричащей расцветки пледами, смотрело на нас — вылитый Щелкунчик! Рот еще был открыт и что-то бессвязно шептал; громадные, тупо выпученные глаза остекленели. Но вот лицо словно подернулось паутиной, все черты его разгладились. Первый глубокий вздох. Мы настороженно стояли поодаль. Еще один. — И вдруг тишину разорвал пронзительно-резкий голос, полный необычайной силы, словно кто-то дунул в огромный рог: «Ступня! — Ступня у этой черной бабы: «ее нужно сделать поменьше!») Удовлетворенный вздох, напоминающий посвистывание ветра в штакетнике. Затем спящая, походившая на гигантского паука, успокоилась, опала, лишь 1000 ее суставов и сочленений двигались… И мы, на цыпочках, со значением переглядываясь и кивая друг другу, двинулись к выходу через разные двери: «What a woman!»[156]

Вверх по Портовой улице: Там, за деревьями, гостиница, где мы будем обедать.» / «В порт мне, в общем-то, не так уж и нужно», сказал я, «еще по прибытии я в достаточной мере увидел и оценил его; здесь для меня значительно больше интересного». (Но все-таки мне пришлось проследовать за ним по крайней мере хотя бы в одно из складских помещений, где хранилось продовольствие: «Позвольте мне открыть Вам одну баночку?» / Он только усмехнулся, увидев на моем лице недоверчивое выражение; мне было позволено выбрать банку любых консервов по вкусу. — Ну, скажем, э-э: вот эту!» («Деликатесная колбаса из телячьего ливера: я внезапно ощутил голод и в то же время меня останавливало опасение переусердствовать в еде!) Я начал пробовать консервы, глубокомысленно наморщив лоб; без остановки работая столовой ложкой: пока не показалось дно, залитое слоем желе с пряностями, очистив всю банку весом в три четверти фунта, содержавшую чистое мясо, без костей. (Они смотрели, как я ем: сначала как на нечто само собой разумеющееся. Несколько позже, когда я погрузился в содержимое банки глубже, с некоторым замешательством. Когда банка была опустошена более чем наполовину — с веселыми улыбками, явно находя в этом повод для развлечения. Потом — беспомощно-вопрошающе. В полном смятении чувств и мыслей, не зная, что предпринять. И услышав, как ложка заскребла о дно банки, взглянули друг на друга, словно желая воздать мне должное: о, да это отчаянный парень!: Такого голыми руками не возьмешь! (И когда я, обдавая их ливерным ароматом, возвестил: «Несравненно! (И тут же тщательно занес в блокнот этот факт, состроив важную физиономию), они широко развели руками, явно в восхищении от меня: «Let the eagle scream!»[157]/ Так, а теперь незаметно ослабить ремень брюк на две дырочки!)/

А вот и аэродром: на эскалаторах орудовал персонал, состоявший из североамериканцев (однако местность считалась Нейтральной Зоной!): «За это мы должны были уступить «больши» ракетодром.» / Верно: там, впереди, уже сновали какие-то фигуры. / Или нет: будем всегда точны в наших выражениях: они отнюдь не «сновали»; пожалуй, они неторопливо расхаживали, приземистые и уверенные, держа в каждой руке по увесистому гаечному ключу. / И снова дальше, вновь немного назад по Портовой улице, делая сложные виражи и головокружительные повороты (может быть, отчасти и не такие уж необходимые?: Если судить по имевшемуся у меня плану местности, похоже, так оно и было. / Совершенно не ощущалось, что ты находишься на своего рода корабле!). -