Республика Августа

Кто был впервые сковавший ужасное людям оружье?
Варвар, наверно, был он с сердцем железным своим.
С той злополучной поры для убийства, для войн и для смерти.
Смерти ужасной открыт был беспрепятственный путь.
Нет! невиновен был он, мы же сами направили, к горю,
Друг против друга тот меч, данный для диких зверей.
Это богатства вина! никогда бы войны не бывало,
Если бы пили вино буковой чашею мы![106]

………………………………………………………………….

Медные стрелы от нас удалите, о мирные Лары. [107]

………………………………………………………………….

Пусть я вам нравлюсь как есть, пусть другой отличается в битвах! [108]

………………………………………………………………….

Что за безумство бежать страшной смерти навстречу в сраженьях! [109]

………………………………………………………………….

О сколь достойней похвал тот, кто старость лениво проводит
Внуков семьей окружен, в хижине скромной своей.[110]

………………………………………………………………….

Мир пусть поля посетить! Мир сияющий согнул впервые
Выю волов трудовых под закругленным ярмом;
Мир возрастил виноград и собрал его сок благородный,
Чтоб из отцовских амфор сыну струилось вино.
Мир заставляет блестеть и лопату и плуг земледельца,
В мраке сокрыв кладовых грубых оружье солдат.[111]

Изнеженность Тибулла и Проперция

В своей столь прекрасной первой элегии второй книги Тибулл призывает любовь почти так же, как если бы она была для него одним из богов Ларов; и эту любовь, страшащуюся смерти и меча, ищущую убежища в глубине населенных городов и уединенных деревень, питаемую чувственными удовольствиями и сентиментальными фантазиями, он помещает между божествами — покровителями семейства, которое она делала бесплодным. Он воображает, что одна Венера будет в состоянии одержать победу над дикостью, порожденной в его эпоху грабежами и убийствами гражданской войны; любовные наслаждения представляются ему как бы очистительной и возрождающей силой его испорченной и развращенной эпохи.[112] Менее нежный, менее сентиментальный, но более страстный Проперций хвалится — какой позор для древнего римлянина! — что он отказывается ради любви женщины от славы, от войны и от власти;[113] он счастлив, что сделался знаменит своей любовью к ней, и объявляет, что не хочет другой известности, кроме известности эротического поэта;[114] он восклицает, что может подняться до небес теперь, когда Кинфия отдалась ему[115] и утверждает, что ничто не стоит проведенной с ней ночи.[116]

Не было большим мое попеченье о матери милой,
И без тебя моя жизнь может ли цену иметь!
Ты для меня и семья и родители, Кинфия, будешь!
Ты мне во все времена вечная радость моя! [117]

И, заставив пожаловаться дверь знаменитого патрицианского дома на падение живущей в нем знатной дамы, он заставляет затем ее смягчиться перед жалобами любовника, которому не удалось еще «отворить ее при помощи подарков».

Греческое влияние в области религии