Галущак вернул бумаги. Против подписи господина начальника криминальной полиции Третьяка не попрешь. Нужно к немцам обращаться. Но для этого стоило поехать в Локоть. Хотя толку не будет. Это Галущак понял сразу.
— Я был здесь начальником полиции. И кем прикажете ныне, господин новый начальник?
— Моим заместителем. Вас господин Галущак весьма ценят в Локте. И сюда меня прислали временно. Думаю, что для проверки. А затем я на повышение пойду, и снова вы станете начальником. Я ведь сам вас подсиживать не имею желания. Да и что у вас за масштаб?
— Прошу садится, господин Красильников.
— Да какие церемонии между нами. Я Семён. Не врагом я к вам приехал.
— Тезки значит? — Галущак представился. — И меня Семёном зовут.
— А я Осип. Староста здешний. Выпьешь с нами?
— А чего не выпить с хорошими людьми? Да и про дело можно поговорить.
Староста принес новый стакан и поставил перед гостем. Наполнил его самогоном.
— Наш самогон вареневский. Чистый как слеза.
Он налил и себе и Галущаку.
— За знакомство!
Все выпили.
— Как много людей в здешней полиции? — спросил Красильников.
— Десять человек. Со мной одиннадцать. А ныне, стало быть, с тобой двенадцать.
— Маловато для такого села.
— Дак партизан у нас нету. Никто не беспокоит. Тут и десятку делать нечего. Хлопцы от безделья опухли.
— А если партизаны появятся?
— Да откуда? У меня все местные комуняки под наблюдением. Да и люди к новому порядку привержены. Так что не сомневайся. Не служба, а рай.
В двери постучались.
— Кто там? — спросил Анкундинов.
В горницу вошел полицай в полушубке с нарукавной повязкой.
— Павло? — удивился Галущак. — Тебе чего?
— Дак вот, — полицай положил пред Галущаком помятый лист бумаги.
Тот прочитал и передал старосте. А тот в свою очередь Красильникову.
«6 декабря 1941 года войска нашего западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его фланговых группировок. В результате начатого наступления обе группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери…».
— Все в порядке говорите? — насмешливо спросил Красильников.
— Где взял? — строго спросил Галущак полицая.
— Дак на двери моей хаты было.
— Твоей хаты?
— Утром я, значит, засобирался на службу. Максима поменять надо. Оделся, взял винтовку и выхожу. А на двери вот это. Я прочитал и сразу до вас.
— Нужно проверить есть ли еще такие, — сказал Красильников. — Поднять всех полицаев и прочесать село. Но делать надо вежливо без ущерба населению.
Полицай с удивлением посмотрел на незнакомца, который отдавал приказы.
Галущак представил его:
— Это наш новый начальник полиции, господин Красильников. Исполняй приказ! Чего стоишь?
Полицай ушел.
— Знаю я откуда ноги растут у этой бумажки, — сказал Галущак.
— Знаете? — спросил Красильников.
— А чего тут знать? Дом Павла неподалеку от дома Фофанова Дёмки. Он и приклеил.
— А Фофанов у нас кто?
— Дак активист бывший. Батя его председателем колхоза был. У красных воевал в Гражданскую. Орден имел. И сын в него. Я давно его вражину приметил и даже донесение на него составил у господина Третьяка. Сегодня возьмем его.
— А вот с этим торопиться не следует, Семён. Не думаю я, что найдем мы доказательства в доме у Фофанова. Не полный же он дурак чтобы такое у себя в доме хранить. А у меня особый приказ без вины людей не трогать. Мы не большевики, чтобы запросто так арестовывать.
— Дак мои хлопцы с ним поработают, и он сам сознается.
— Не будем спешить, господа. Для начала стоит выяснить одна ли такая листовка или их много по селу…
Локотское самоуправление.
Село Вареневка.
Декабрь 1941 год.
Новый начальник полиции положил листовку на стол перед Галущаком.
— Отпечатана типографским способом. Довольно качественная работа, — сказал Красильников. — В деревне такого не сделаешь. Это из города привезли. С неделю назад. А Демьян Фофанов уже месяц никуда не ездил из Вареневки. Это выяснили.
— Дак передать ему это могли.
— Могли, — согласился Красильников. — Но кто?
— Мало ли. Вот хоть Пашка Рюхин. А этот стервец в городе был. Я сам его на развилке видел. Ехал в город. Да кроме них двоих и некому. К новой власти относятся враждебно. Слова разные говорят.
— Какие слова? Подробнее? — спросил Красильников. — Ты пойми меня, тезка, я ведь вашей деревни не знаю совсем. Они ругали новую власть? Высказывались за советскую власть?
— Не то чтобы прямо ругали или высказывались. Они хитрые. Всё с заковыкой делают. Но я те точно говорю, Семён. Это они! И коли такая оказия вышла брать их нужно.
— Взять всегда успеем. Ты пока наблюдение за ними поставь.
— Это уже давно сделано. Наблюдают за ними.
— Видать плохо наблюдают, если это они. А брать их нужно не за эту вот бумажку, а за что-то серьезное. Мне дело нужно. А листовка разве дело?
— Понимаю.
— И ты мне список всех неблагонадежных составь, Семен.
— А чего составлять? Хоть сейчас продиктую. Всех, кто в партии состоял и в комсомоле. Но таких много. И не все враги новой власти.
— Разберемся, тезка. Ты пока начинай называть фамилии.