— Я? По гроб жизни им того не прощу. И да разве в одном отце дело? Ты спроси меня, как жил я все эти годы? Едва к большевикам в лагерь не попал. Скрывался под чужой фамилией. Душегубом стал. Во как.
— Убил кого? — спокойно спросил Галущак.
— Было, — ответил Анкундинов.
— А кого упокоил-то?
— А тебе какое дело? — вдруг озлобился Осип.
— Дак я не в попрек тебе, друже. Я разве против ежели комиссара какого упокоить? Да я сам готовый. А враг твой своими ногами по земле ходит.
— Фофанов-то? — Анкундинов усмехнулся. — Пущай покуда ходит. Я ведь не просто так его не трогаю, Сема. Убить его гниду краснопузую мало. Они скольких из Анкундиновых на тот свет отправили? Батю моего и дядьку к стенке поставили. Мамашу с сестрами выслали. И где они ныне? Живы ли? Пули для Демки мало. Я для него иное придумал.
— Чего?
— А ты сестру его помнишь ли?
— Иринку? Дак помню. Девка красивая. Да молодая больно. Ей ныне сколь лет то.
— Восемнадцать.
— Да чего вспоминать-то девку фофановскую, Осип? В селе нет её. Она ныне далеко. Нам не достать.
— Ой-ли! Девка в Локте ныне живет у тетки своей. У сестры матери фофановской.
— Откуда знаешь?
— Люди добрые рассказали. А с чего Дёмке сестру свою прятать? Что думаешь, Семён?
— Дак комуняки они Фофановы-то из рода Ивана Фофанова. Опасаются.
— Во! Верно кумекаешь, Сёмка. И думает Дёмка Фофанов, что не знаю я, где сестрица его младшая. А я знаю.
— Дак что из того? Я ныне начальник полиции в Вареневке, а толку что? Вот давеча был в Локте и просил начальника своего Третьяка дать мне воли с комуняками местными разобраться. Хотел Пашку Рюхина и Дёмку Фофанова к ногтю прижать. Не дал.
— А чего так? Чего твоему Третьяку жало комуняк?
— Дак задумал Третьяк что-то. Он ведь ранее при большевиках в прокуратуре у них работал. Сам комунякой был.
— Во как? И немцы верят ему?
— Не токмо верят, Осип. Он у самого майора Дитмара первейший советник. Я бы даже сказал друг. А Дитмар в наших краях человек большой.
— А ты чего Рюхина решил в оборот взять, Сёма? — усмехнулся Анкундинов. — Сестрица евоная тебе покоя не дает?
— Моя будет! Слышь, что говорю, Осип. Слово даю, что моя будет! А их породу я все одно изведу. Но ты вроде как Дёмку-то пока трогать не велишь, господин староста?
— Придет черед и до Дёмки. Я для него иное задумал.
— Поделись, — Галущак наполнил стаканы.
Они выпили и Анкундинов продолжил:
— Думаю я, Сёма, Дёмку-то к тебе в полицию определить.
— Чего? Ты в уме ли, Осип? На кой он там нужен?
— А ты далее слухай, а не перебивай. Дёмка он совет, то всякому видно. А мы с тобой из него полицая сделаем.
— Так не пойдет он служить в полицию, Осип.
— Не токмо пойдёт, но и приговоры сполнять станет. Партизан будет к стенке ставить.
— Нет. Не станет того Дёмка делать. Помрет, но не станет. Он не трусливого десятка.
— Я знаю, Сёма. Но сестрицу мы его возьмем в оборот и предложим выбор.
— Какой?
— Есть у меня одна штука, что поможет сестрицу Фофанова в гестапо сдать. А девка она хоть и молодая, но уже в соку. Знаешь, через что её там пропустят?
— Как не знать.
— Вот этим мы Фофанова и прижмем. Будет по-нашему делать. Я ему такую жизнь устрою, что сам в петлю полезет. А ты, коли станешь помогать, то помогу тебе девку Рюхинскую получить. Можешь даже и не жениться на ней. Так поиграешь, пока не надоест.
— Дело!
— Ты, Сёма, не уразумел еще, что мы при новой власти сможем? Да вся Вареневка нашей будет. Вот где держать станем.
— Ты коней не гони, Осип, — сказал на это Галущак. — Немцы не просто так Воскобойника обхаживают. Хотят по-доброму чтобы все было. Нам здесь, как в соседнем уезде развернутся не дадут.
— Я все понимаю. Но мы лбом стену прошибать не станем. Все по-хитрому сделаем.
****
В хату к Демьяну Фофанову постучались ночью.
Демьян поднялся с кровати.
«Кого еще несет в такую пору?»
Выглянул в окно. Там стоял молодой парень Паша Рюхин. Он сделал знак, чтобы Демьян впустил его.
Фофанов двери открыл.
— Ты чего в такой час?
— А с того, что не стоит, чтобы нас вместе видели, Демьян.
Рюхин высокий и крепкий парень 23 лет сбил снег с шапки и воротника полушубка.
— Погода стоит — лучше не надо. Собаку никто из дома не выгонит. И темень какая.
— Проходи в дом. Да полушубок с валенками скинь. У нас тепло. Я печку хорошо натопил.
Проснулась мать Демьяна:
— Чего там такое, сынок?
— Все хорошо, мама. Это гость ко мне.
— Гость? В такой час?
— Ты нам не мешай, мама. Спи.
Рюхин вошел в дом. Демьян пригласил его за стол.
— Чего пришел?
— По важному делу, Демьян.
— Какие ныне дела, Паша?
— А такие. Самые важные дела. Слыхал, что в городе подполье провалилось?
— Слыхал, и что?
— А то, что и нам пора за дело приниматься.
— Какое дело? — насторожился Демьян.
— Ты что, Демьян? Или мне не веришь? Я понимаю, что время тревожное. Но мне-то ты должен верить.
— Паша, ты не забыл, кто был мой отец?
— Нет. Но и ты не забыл кто я? И я знаю кто ты. И мы с тобой с этой властью Анкудиновых и Галущаков не смиримся. Я вот чего тебе принес.
Рюхин достал из кармана брюк лист бумаги.
— Читай.
Фофанов развернул лист и прочитал: