На улице: небо, наполненное мрачными руинами облаков;
лист с деревьев повалил гуще. / Мы стояли бок о бок друг с другом и поджидали русский автомобиль, который должен был забрать меня. / Огромная сибирская лайка хозяина ластилась к нам, играла, вертела хвостом. Инглфилд тут же взял осколок щебня и запустил им в собаку! — «Что с Вами?! Зачем это Вы?!» крикнул я возмущенно (теперь-то я мог расплатиться с этим парнем той же монетой: он что, забыл про «Закон о запрещении жестокого обращения с животными»?); и ласково: «Ну иди же, иди ко мне, собачка! — Та-а-к…» (пес, все так же доверчиво, приблизился ко мне; я бросил ему небольшую палку: он залился радостным лаем и погнался за ней (с таким пылом, будто ему предстояло затравить строптивого быка!). Принес мне прутик и, крайне гордый, лег у моих ног. Потом уселся рядом со мной так, что шерсть у него на загривке, торчавшая словно шипы, коснулась меня (он был таким большим, что мне пришлось согнуть руку в локте, чтобы положить ее ему на голову!). Я тихонько почесывал его; и он старчески мудрым взором смотрел вместе со мной на улицу. / Инглфилд нервно принес свои извинения: он терпеть не мог, как выяснилось, этой породы. / Дал даже своего рода обоснование: похожая лайка — может, еще больше — прибежала к Берти Саттон; а та, как и все скульпторы, пришла в восторг, увидев такую изумительную, роскошную модель (и целых 4 недели ваяла только фигуры собак; один из плодов этого увлечения — скульптурная композиция «Читаем вслух» — худенькая молодая женщина получила первое любовное послание и читает его, вся объятая трогательным упоением, своему старому другу, огромному псу; тот слушает с внимательно-хмурым выражением, будто он, охваченный ревностью, понимает каждое слово! — для филистеров это стало гвоздем сезона! И городские власти Спрингфилда сразу же купили скульптуру и поставили ее в городском парке: тамошние девицы попадали в похожие ситуации!). / Она повсюду таскала пса с собой, «и даже при мне, в моем присутствии, и — э-э —» я только кивнул в ответ; он нервно продолжал: «На следующее утро обнаружил пропажу — не таких уж важных, но все же — э- э — конфиденциальных бумаг администрации нашей половины. Так и не нашел их до сих пор.» У Берти их, само собой разумеется, быть не могло: хотя я и должен был согласиться на ее «просвечивание» — то есть побеседовать с ней под гипнозом); ее глаза просветленно лучились: «Все это выглядело весьма shocking,[177] так как — э-э: You know[178] и я вновь кивнул: I know:[179] «но она продолжала делать свои признания, исключительно по своей воле: Ou Senecy: I love You sou![180] Lovely, isn’t it?[181] (так его, выходит, зовут Сенека: этого еще не хватало!) Немного успокоившись, он продолжал свой рассказ: «Well».[182] На следующее утро четверо знакомых, бывших прошлым вечером в театре, сообщили полиции: они, по их словам, проходя при ярком лунном свете мимо галереи и библиотеки, сворачивая на улицу Пулафука, увидели громадный силуэт собаки, которая, держа в пасти что-то белое, неслась по направлению к ним; и, проскочив Нейтральную полосу, по улице Литературы помчалась в Восточный сектор! — конечно, все они были «high»[183] — добавил он, вздохнув…
Он стоял
, сложив костлявые, разболтанные в суставах руки, глядя вдаль; и начал рассказывать: «Там, на той стороне: почти никто не умирает. В крайности — от несчастного случая. Число «красных» покойников за последние 10 лет составило 4 человека!» (Он дал мне знак помолчать, отмахнувшись от меня как от назойливой мухи; видно, он собирался сказать что-то поважнее.) «Вы едете туда не совсем частным образом…» (как раз в этот момент внизу, там, где пересекались Портовая и Правая улицы, подъехал просторный лимузин. Из груди собаки вырвалось глухое угрожающее рычание. Инглфилд заговорил медленнее и быстрее): «В случае, если Вам — даже в качестве намека — сделали бы какое-нибудь предложение —: «Соглашайтесь!: У нас есть что предложить взамен!!» — Вы меня поняли?!»
«Да — э-э — конечно
—» промямлил я оглушенный. Потом я взял себя в руки; я вскричал: «Мистер Инглфилд: Кто Вы?!» — Он ответил хладнокровно: «Начальник Объединенной западной островной разведки» / Но тут уже чужая машина остановилась перед нами.