Полной неожиданностью для правительства стало то, что традиционные профсоюзы смогли поднять миллионы своих членов на активные действия. Нарушая Генеральное соглашение, власти не ожидали натолкнуться на серьезное сопротивление. Настроения на местах были гораздо более радикальны, чем в центральном аппарате ФНПР. Там, где стихийно складывалась предзабастовочная ситуация, структуры ФНПР видели свою задачу в том, чтобы обеспечить законный характер выступлений, собрать, обобщить и передать наверх требования, провести по этим требованиям переговоры с правительством. Напротив, сроки и масштабы коллективных действий зависели, как правило, от состояния дел на местах, хотя ФНПР всегда подчеркивала свою координирующую роль. Однако к сентябрю центральный аппарат стал утрачивать контроль над акциями протеста, а к концу сентября они фактически сошли на нет. Политический кризис осенью и сентябрьско-октябрьский государственный переворот положили конец профсоюзным выступлениям.
В октябрьских событиях 1993 г. ФНПР потерпела серьезное поражение. Коллективные действия в августе разворачивались в основном стихийно, а в сентябре так же стихийно начали затихать. События подтвердили самые худшие ожидания. В августе я писал о двух сценариях — оптимистическом (профсоюзы овладевают ситуацией и становятся важнейшей общественной силой) и пессимистическом (профсоюзы теряют контроль над событиями, оказываются неспособны эффективно действовать и это приводит к тяжелым последствиям как для самих профсоюзов, так и для демократии в России).
Все развивалось точно по пессимистическому сценарию. Коллективные действия фактически прекратились на фоне московских политических конфликтов. Клочков оказался перед выбором: если профсоюзы не пригрозят забастовками в защиту Конституции, с их заявлениями никто не будет считаться. Если призовут к забастовкам, то не смогут их успешно организовать. В результате была принята двусмысленная формула «вплоть до забастовок», которая никого ни к чему не обязывала и никого не напугала. Власти, увидев бессилие ФНПР, предприняли очередной натиск, пригрозили роспуском ФНПР. На самом деле полная ликвидация ФНПР была правительству не нужна, ведь множество текущих проблем власти без помощи профсоюзного аппарата просто не могли решить. Но запугать профсоюзных лидеров удалось. После расстрела Белого дома среди руководства ФНПР началась настоящая паника. Правительство конфисковало у профсоюзов фонд социального страхования, в некоторых регионах власти попытались захватить профсоюзную собственность.
В октябре 1993 состоялся съезд, избравший новое руководство. ФНПР возглавил Шмаков. Новый лидер открыто дал понять, что придется идти на уступки, избегать лобового столкновения с властью. В организации царили конфликты. Выходцы из МФП натолкнулись в структурах ФНПР на вязкий бюрократический саботаж. Простейшие вопросы не решались месяцами, неожиданно возник дефицит средств. Молодые люди из «московской команды» стали жаловаться на кошмарные сны и неврозы. Попытки реформировать аппарат чисто аппаратными методами давали в профсоюзах те же результаты, что и в стране в целом. У новых лидеров недоставало решимости переломить ситуацию, отсутствовала четкая стратегия. Но даже если бы она была, в бюрократическом болоте все равно тонули любые инициативы, будь они радикальные или умеренные, левые или центристские.
«Мины замедленного действия», заложенные во времена Клочкова или еще раньше, рвались одна за другой. Отраслевые профсоюзы не ладили с территориальными федерациями. Страх потерять собственность парализовал многих лидеров. Надо было выбирать: что главное — борьба или управление собственностью? Выбирать не хотелось. И хотя власть понемногу отнимала собственность, ее оставалось достаточно, чтобы было из-за чего осторожничать.
Московский опыт «социального партнерства» толкал лидеров ФНПР на повторение тех же шагов в масштабах России. Однако это было невозможно, поскольку правительство России не имело тех ресурсов, которые московские власти могли бросить на решение социальных проблем в столице. Чем больше профсоюзы проявляли готовности к переговорам, тем меньше к этому было готово правительство. Когда зимой 1994 г. Гайдар ушел с поста вице-премьера, в профсоюзах появилась надежда, что теперь все проблемы удастся решить. Но «соколы Черномырдина» не могли справиться с наследством Гайдара, а «новый реализм» лидеров ФНПР накладывался на растущий радикализм рабочих.