Спад в обрабатывающей промышленности предопределил «географию протеста». С одной стороны — текстильщики Иваново, с другой — оборонщики Урала. Традиционно высокой оставалась и стачечная активность шахтеров. В 1994 г. «лидерами» по числу потерянных в результате стачек «человеко-дней» оказались «угольные» регионы — Кемеровская, Челябинская, Ростовская области, Красноярский край и Республика Коми. Однако повсюду, за исключением Ростовской области, не было массового участия трудящихся в коллективных действиях. Общая же численность забастовщиков оказывалась не намного больше, нежели в регионах, считавшихся «спокойными»30)
.В условиях спада коллективные действия малоэффективны, тем более, что центральные власти заранее планировали свертывание, а возможно и полную ликвидацию некоторых отраслей. Гибнущие отрасли не бастовали из-за того, что не могли, а в немногих растущих отраслях люди могли бастовать, но для этого не было особых поводов. До весны 1994 г. практически не было выступлений в добывающей промышленности, а горняцкие лидеры грозили забастовками в поддержку правительства — т. е. ПРОТИВ недовольных коллег-рабочих в других отраслях. В 1995-97 гг., когда массовые протесты охватили горняцкие регионы, остальные трудящиеся смотрели на это без особого сочувствия.
Отсутствие солидарности между работниками различных отраслей было вызвано объективными причинами. Порой уровень заработной платы, если ее вообще платили, различался между предприятиями и регионами в десятки раз при приблизительно одинаковом количестве и качестве труда. Традиционная же культура рабочего движения была подорвана как советским опытом, так и либеральной идеологической гегемонией в начале 90-х гг. Это предопределило политическую слабость рабочего движения. «Спрашивается, при таком масштабе различий экономических и иных условий, в которых оказались предприятия и целые отрасли, на какой основе профсоюзы могут сформировать какие-то общие для всех требования? — недоумевает социолог В. П. Белова. — Сила профсоюзов именно в том, что они могут выступить единым фронтом, выдвигая работодателям общие условия. Для нас это нереально»31)
.В сельском хозяйстве правительство «реформаторов» делало ставку на быстрое социальное расслоение и поддержку со стороны преуспевающих хозяйств (как из числа фермеров, так и созданных за счет приватизации). Но кризис инфраструктуры, подорожание топлива и техники сделали невозможным возникновение «точек роста». Вместо расслоения усилилось корпоративное единство. Противоборство фермеров и колхозного начальства сменилось совместными действиями по выбиванию средств из государства. Контролируя столь важный ресурс как продовольствие, аграрники имели гораздо больше шансов повлиять на власти, нежели текстильщики или работники оборонной промышленности. Однако разовые «вбросы» денег не могли остановить развал инфраструктуры села.
Для добывающих отраслей ситуация начала меняться ранним летом 1994 г. Развал внутреннего рынка, последовавший за кризисом промышленности, резко сократил внутренний спрос на продукцию добывающих отраслей в то самое время, когда их возможности на внешнем рынке были исчерпаны, а бывшие союзные республики увязли в долгах. За этим последовал углубляющийся кризис инфраструктуры. Без государственных инвестиций разрушалась транспортная система, выходили из строя трубопроводы. Общий дефицит инвестиций в стране сказывался и на отраслях-«победителях». Фактическое прекращение государственных инвестиций не смогло заменить ни вливания западного и отечественного частного капитала, ни самофинансирование предприятий.
«Снижение государственной поддержки отрасли не компенсируется ростом цен (с 1991 г. — в 450 раз) на уголь, поскольку стоимость горно-шахтного оборудования, все производство которого оказалось за пределами России, возросла в 1 400 раз», — отмечала «Независимая газета». — 55% шахт эксплуатируются более 40 лет. Выбытие мощностей в угольной промышленности в три раза превышает ввод новых. Качество добываемого угля ниже всякой критики, однако закрытие крупной шахты — такой, как «Хальмер-Ю», — правительству просто не под силу, ибо потребует затрат, оцениваемых приблизительно в 40-43 млрд рублей. Угольщики требуют минимум — социальных гарантий и активных преобразований в отрасли, угрожая правительству осенними забастовками32)
.