Реставрация в России

«Рельсовая война» 1998 г. и побоище в Выборге в 1999 г. показали, что времена меняются, а сопротивление трудящихся властям и собственникам может быть эффективным. Однако до настоящего перелома далеко. Радикальное преобразование общества невозможно без массовой самоорганизации трудящихся. В этом плане российское общество все еще не в состоянии решить собственные проблемы.

Глава 10. Постсоветские левые

Начало 90-х гг. было для левых в России, как и во многих других странах, временем больших надежд и больших разочарований. После 1989 социалисты верили, что начинающаяся новая эпоха породит новое левое движение, свободное от пороков старых партий, динамичное и жизнеспособное. Социал-демократы ожидали, что традиционная приверженность масс ценностям социальной справедливости в сочетании со всеобщим стремлением к капитализму превратит именно их в ведущую политическую силу. Наконец, ортодоксальные коммунисты были убеждены, что столкнувшись с ужасами капитализма, рабочий класс осознает свои ошибки и немедленно поднимется на борьбу. Последовавшие события опрокинули надежды и левых, и правых. Несмотря на перманентный кризис постсоветской России, нового подъема левого движения не было.

Радикалы перестройки

После распада Советского Союза в России действовало несколько левых организаций, зародившихся в среде молодежных неформальных движений. Идеологический спектр их был довольно широк — от сверх-революционных марксистов, до поклонников шведской социал-демократии. На крайне левом фланге заметны были Конфедерация Анархо-синдикалистов (КАС), вышедшая из студенческого клуба «Община», и Марксистская Рабочая Партия — Партия Диктатуры Пролетариата (МРП-ПДП). Более умеренные социалисты и марксисты, которых не устраивали догматические установки МРП-ПДП, нашли себе место в рядах Социалистической партии. Правее всех стояла Социал-демократическая партия Российской Федерации. Эта организация была весьма разношерстной, включая в себя многочисленные фракции и группы, фактически дублирующие весь левый спектр, но руководство ею, за исключением нескольких месяцев 1993 г., постоянно оставалось в руках правых.

Левые партии вобрали в себя очень большую часть актива неформальных объединений «перестроечной эпохи» 1986-90 гг. Не следует забывать, что всевозможные «экологические союзы», «народные фронты» и публичные дискуссионные клубы, предшествовавшие появлению настоящих политических организаций, были в большинстве своем левыми. Лозунгом неформального движения была не рыночная экономика, а участие общества в принятии решений. «Произошло смещение акцентов — от оборонительной самоорганизации к творческому участию в происходящих процессах, от пассивной реакции на события — к активному ведению кампаний», — отмечают исследователи. Сторонники неформальных групп в те годы «прежде всего исходили из не-экономических, моральных критериев»1). Участники экологического движения заявляли в своем манифесте, что для них «недопустимо превращение этой работы в модное развлечение, политическую приманку или средство наживы»2).

Если для некоторых участников подобных движений левизна была не более, чем маскировкой «переходного периода», то большинство активистов относилось к провозглашаемым идеям совершенно серьезно, что и предопределило их последующую эволюцию — в октябре 1993 г. основная масса бывших московских неформалов вновь встретилась на баррикадах, защищая парламент.

Тем более велико было разочарование активистов 80-х гг., когда обнаружилось, что в изменившихся условиях 90-х гг., не имея доступа к телевидению и прессе, без денег, помещений и платного аппарата, из реальной политической силы они за считанные месяцы превращались в изолированные и недееспособные группы.

Слабы оказались не только левые партии. Все организации партийного типа оказались в «новой России» нежизнеспособными. И это было закономерно. Вопреки широко распространенному предрассудку, партии вовсе не являются ровесниками парламентаризма и демократии. Слово «партия» употреблялось еще в древнем Риме, но современная многопартийность возникла лишь в самом конце XIX века. Ранее парламенты, как и в сегодняшней России, состояли преимущественно из элитных фракций и «независимых» политиков, получавших свои мандаты благодаря большим деньгам или способности контролировать ситуацию на местах. Парламентские группировки прекрасно обходились без связи с массами, зато, даже находясь в оппозиции, поддерживали связь с властью.

«Плюрализм элит» позволял капитализму первоначального накопления сохранять либеральные институты власти, одновременно не допуская участия масс в политике. Взаимодействие жесткой и авторитарной структуры исполнительной власти с парламентской элитой — вот рецепт идеального олигархического правления, характерного для «чистых» форм либерально-рыночного капитализма XIX века.