Реставрация в России

В то же время ФНПР, формально располагавшая двумя национальными газетами («Труд» и «Рабочая трибуна»), все в большей степени утрачивала контроль над ними. Газеты превращались из профсоюзных в «издания для домашнего чтения». А «Труд», поставивший в СССР рекорд тиража ежедневной газеты (в 1989-1990 гг. тираж «Труда» доходил до 20 млн экземпляров), практически не подчинялся ФНПР и игнорировал профсоюзную тематику. «Рабочая трибуна», ставшая совместным изданием профсоюзов и директорского корпуса, несмотря на сугубо «пролетарское» название, была рупором директоров. Несмотря на совпадение интересов между профсоюзами и «красными директорами», это вызывало недовольство у части профсоюзных работников.

Обосновывая позицию профсоюзов, Исаев выдвинул тезис о необходимости «левого консерватизма». Анализируя последствия неолиберальных реформ в России и Англии, бывший идеолог анархизма пришел к выводу, что левые уже не могут быть революционной силой. «Крушение системы “государственного коммунизма" и коммунистического движения с одной стороны, и победоносное шествие неолиберализма, разрушающего социальные гарантии и принципы общественной солидарности во имя эффективности индустриального производства, — привели к тому, что “левые” во всем мире (а не только в России и Англии) оказались в роли консерваторов, защищающих островки социализма, давно уже ставшие частью мировой цивилизации.

Роль консерваторов для “левых” вынужденная. Она связана с оборонительной позицией, которую “левые” занимают. Наступать им некуда, ибо собственные общественные идеалы оказались дискредитированы: государство в роли регулятора всех процессов жизни оказалось не слишком эффективным; а прожекты анархистов, “новых левых”, зеленых, так и остались пока экзотикой.

Но “левые” ценности — социальная защищенность людей, общественный сектор экономики, свободный труд -- не только осуществились во множестве общественных институтов, но и стали частью мировой культуры. Как и подобает консерваторам, левые встали на защиту культурных ценностей от технократического подхода новых “прогрессистов”»3).

На протяжении 90-х гг. стремление соединить социалистическую идеологию и консервативные ценности все больше овладевало левыми на территории бывшего Советского Союза. Владимир Шилов на страницах «Свободной мысли» писал про «широкий спектр сил, которые можно отнести к социалистическому реформистскому консерватизму», подчеркивая, что консервативные ценности должны «присутствовать в обществе не менее сильно, чем либеральные ценности свободы и самовыражения»4). Идеология «левого консерватизма» вполне устраивала профсоюзные верхи и до известной степени была созвучна настроениям масс. Однако выразителем «левого консерватизма» в российской политике стали не профсоюзы, а восстановленная компартия. Профсоюзы были слишком связаны с государством и директорским корпусом, а потому были не в силах выработать собственную идеологию. Коммунисты в своем консерватизме были гораздо честнее и последовательнее. Но сама по себе идеология «левого консерватизма», сводившаяся к минималистским и оборонительным требованиям, в конечном счете обрекала движение на неудачу.

В условиях России 90-х гг. задача «сохранения завоеванного» все более уступала место задаче нового радикального преобразования. Режим Ельцина быстро разрушил не только «социальные завоевания трудящихся», но подорвал и элементарные основы цивилизованной жизни для большинства населения. Следовательно, все предстояло создавать заново. Концепция «левого консерватизма» должна была логически перерасти в стратегию «социального реванша трудящихся».

Радикализация профсоюзов однозначно толкала их в оппозиционный лагерь и тесно связывала их судьбу с судьбой русских левых. Но сверхинерционная профсоюзная система постоянно отставала от развития событий. Пытаясь наверстать это отставание, лидеры ФНПР выступали с жесткими заявлениями, но не могли подкрепить угрозы действиями. И не потому, что рядовые члены профсоюзов их не поддерживали — требования профсоюзов отражали настроения большинства их членов, что подтверждается не только множеством резолюций заводских и цеховых собраний, но и социологическими опросами. Просто неэффективная бюрократия ФНПР была не способна организовать массы, а тем более вести их за собой.

Лидер ФНПР Игорь Клочков и его окружение сначала высказались в поддержку центристского «Гражданского Союза», а затем стали все более склоняться к Партии Труда. Однако ПТ была слаба, а в ФНПР не было решимости всерьез взяться за создание политической организации. Лишь аграрный профсоюз принял твердое решение и начал действовать самостоятельно. В результате Аграрная Партия России заняла четвертое место на выборах 1993 г.