Реставрация в России

Находясь в конфликте с Западом, выдерживая постоянное давление российской олигархии, белорусская бюрократическая элита культивировала советские традиции, формируя своего рода менталитет осажденной крепости. В Белоруссии напоминали, что само название страны появилось в Средние Века, когда южные и восточные части Руси оказались под татарами и только Северо-Запад сохранил «белую» чистоту русской культуры. Тем самым белорусы воспринимали себя как единственных «настоящих» русских, а власть Ельцина в России — как некое подобие второго татарского нашествия. Восстановление единого славянского государства оказывалось своего рода белорусской национальной идеей.

Стремление к единству, однако, имело и более прагматические причины. Россия была для белорусской промышленности и главным рынком сбыта, и важнейшим источником сырья, а также комплектующих деталей. В 60-70-е гг. в составе СССР Белоруссия формировалась как «сборочный цех страны». Объединение с Россией позволило бы белорусской промышленности сохранить высокие темпы и закрепиться на международном рынке. Российские элиты по вопросу интеграции были разделены. Финансовый капитал, компрадоры, топливно-энергетический и информационно-пропагандистский комплекс были категорически против. Промышленники, напротив, мечтали об интеграции.

В принципе ни один политик в России не мог публично заявить, что он против объединения с братской республикой. Потому борьба против интеграции велась двумя путями. С одной стороны, либеральная пресса использовала классический прием подмены тезиса, агитируя против сотрудничества с «диктатором Лукашенко». С другой стороны, чиновники использовали прием бюрократического саботажа, когда все белорусские инициативы вязли в бесконечных согласованиях и, в конечном счете, выхолащивались. Наконец, русскому обывателю пытались втолковать, что после объединения он должен будет субсидировать социальные гарантии белорусов. Несмотря на это, популярность идеи объединения в России только росла, а авторитет Лукашенко повышался.

Возникала парадоксальная ситуация — Чечня стремилась отделиться от России, но ее не отпускали, а Белоруссия стремилась к России присоединиться, но ее не допускали. Средства, затраченные на две чеченские войны, были вполне достаточными, чтобы несколько раз оплатить все расходы, связанные с интеграцией, но Кремль предпочитал бомбить и разрушать, а не строить и восстанавливать.

В 1998-99 гг. ситуация изменилась. Крах рубля обеспечил оживление в промышленности, что резко повысило интерес к кооперации с белорусскими предприятиями. В то же время кремлевская элита, чувствуя, что ее время кончается, судорожно искала новую политическую формулу, которая позволила бы ей сохранить свое положение. Срочная интеграция с Белоруссией давала возможность создать «запасные аэродромы» для чиновников из президентской администрации на случай, если бы в Кремле их положение пошатнулось. В то же время союзные структуры надо было создавать быстро, до того, как в самой России начнутся неконтролируемые процессы. Статья 36 союзного договора, посвященная главе объединенного государства, была умышленно написана таким образом, что не исключала назначения на этот пост Ельцина уже после окончания его полномочий в качестве российского президента (если стороны «договорились»). В итоге Кремль начал в 1999 г. форсировать темпы интеграции точно таким же манером, каким в 1996-98 гг. сдерживал их.

Беда в том, что серьезная интеграция была невозможна без радикального изменения социальных, экономических и политических структур в самой России. В этом, строго говоря, и состоял главный позитивный смысл союза с Белоруссией для русского общества. Перемены были необходимы и в Белоруссии, но если Минск готов был пройти свою часть пути, то в Москве даже не знали с чего начать.

«Если делать не демагогические, а реальные шаги к интеграции государств, то должны быть в корне пересмотрены принципы административного деления России на субъекты Федерации, оставшиеся с советских времен, — писала “Новая газета”. — Должна быть поэтапно и очень взвешенно проведена реформа, которую можно условно назвать губернской (и тогда Белоруссия постепенно [будет] интегрироваться в союзное государство в качестве одного из примерно 15 его субъектов, сопоставимых по хозяйственной и политической силе)». Подобная реформа означала бы конец «русского касикизма», ставшего при Ельцине одной из основ политического устройства страны. Для такого преобразования просто не было политической воли. А полумеры всегда дают обратный результат. «При нынешней бездарности нашей верхушки попытки реформирования государственного устройства России ради сохранения ее целостности приведут к обратному результату — к стремительному распаду страны на несколько ”промплощадок” для освоения американскими корпорациями и китайскими колонистами»52).