Реставрация в России

На место прежнего единства приходит непонимание, раздражение, а затем и социальная ненависть. Можно радоваться: интеллигенция наконец перестала быть прослойкой. Она сама разделилась на «верхи» и «низы», на буржуа и пролетариев. Лидеры «культурной элиты» стали частью элиты коммерческо-бюрократической. Поразительно, однако, что «верхи» до сих пор не осознали наметившегося конфликта. Они все еще помнят про однородную интеллигенцию прежних лет, все еще считают себя ее частью. И убеждены, что «массы» следуют за ними. Вот почему они постоянно обращаются к публике с различными призывами, коллективными письмами, рекомендациями. Нельзя сказать, что их никто не слушает. Напротив, как показали выборы 1996 г., политическая пропаганда средствами шоу-бизнеса высокоэффективна. Только воспринимает ее как раз наименее образованная часть населения, которая не только никогда не читала толстых журналов, но и не подозревает об их существовании.

Массовый «работник умственного труда» испытывает только недоумение, смешанное с озлоблением. Эти чувства очень хорошо выразил Александр Тарасов в статье «Десять лет позора», обвинив интеллектуальную элиту в «предательстве». Мало того, что она отказалась от собственных ценностей и от элементарной корпоративной солидарности, но еще и стала «паразитическим слоем». Вместо того, чтобы отстаивать принципы просвещения и освобождения, интеллектуальная элита заинтересована в распространении невежества и рабства, ибо «каждый просвещенный и освобожденный с их точки зрения — это экономический конкурент»5).

Утрачена и культурно-психологическая однородность интеллигенции. До середины 90-х культурным образцом был шестидесятник. Поколение за поколением пели песни Булата Окуджавы, читали романы Трифонова. Но общество изменилось, стали иными и вкусы. Иными стали и сами шестидесятники. А поколение, которому сейчас 25-30 лет, уже не помнит их славного прошлого, оно знает лишь их настоящее. Для этого поколения Фредди Меркури значит больше, чем Окуджава, а группа «Чайф» интереснее, чем Высоцкий. Ближе — не значит «лучше», но какое это имеет значение? Особенно теперь, когда усилиями самих же интеллигентов старшего поколения их собственный жизненный опыт и их культура полностью дискредитированы. Для кого-то это достояние «совкового» прошлого, а кто-то уже видит в героях 60-х не более чем сегодняшних президентских прислужников. Пушкину мы можем простить совершенно ужасные стихи «На взятие Праги». Просто потому, что он — Пушкин. А слушать песни Окуджавы про «комиссаров в пыльных шлемах» после его заявлений о том, что ему не жалко безоружных людей, погибших в Белом доме, как-то не хочется.

Культура 60-х гг. была слишком связана со своей эпохой и идеологией. Дискредитировав и то, и другое, шестидесятники в духовном смысле уничтожили сами себя. Сами того не заметив.

Значит ли это, что вместе с ними исчезла и советская интеллигенция? В известном смысле — да. Прошлое не вернешь, а прерванную традицию невозможно «восстановить», ибо ее основной смысл — в непрерывности. Но, погибнув в неразберихе «катастройки», интеллигенция может возродиться вновь. Предпосылки для этого создает сама нынешняя власть с ее культурной и бизнес-элитами.

Чем более мы становимся страной периферийного капитализма, тем более привлекательной и одновременно подрывной делается идея модернизации. С этого начинался радикализм в старой России или в послевоенной Латинской Америке. Плебейская ярость, смешавшаяся с европейским образованием, породила русскую революцию и латиноамериканский «новый роман», терроризм и футуризм.

Что породит опыт постсоветского кризиса?

Западничество

В 30-е гг. XIX века, когда российское образованное общество сплошь увлекалось Гегелем, кто-то сочинил замечательный анекдот. Англичанину, немцу и русскому предложили написать трактат про верблюда. Англичанин поехал в Египет, поселился среди верблюдов, ел их пищу, проникся их заботами, стал среди них совершенно своим. По возвращении написал подробный эмпирический доклад о жизни верблюдов. Немец, напротив, уединился в своем кабинете и стал извлекать чистую идею верблюда из глубин своего духа. Извлек. Опубликовал.

Русский дождался публикации труда своего немецкого коллеги и перевел на родной язык — с большим количеством ошибок.