Ресурсное государство

Расхитители в периоды процветания государства скрыты в культу­ре, замаскированы в государстве. Однако при ослаблении государс­тва ранее адекватные функционеры начинают воровать и торговать краденым, гоп-стопничать так, как будто всю предыдущую жизнь они готовились к этому. Ведь никакой иной функции, кроме как кон­центрация и распределение ресурсов, они выполнять не могут по определению. Эти группы как целое и члены групп как индивиды бесцельно и безыдейно начинают растаскивать государственные ресурсы и накапливать свои — как только появляется такая воз­можность. Отчуждение ресурсов у государства становится для них самоцелью.

В стабильные времена, когда государство обеспечивает граждан положенной им по критериям социальной справедливости пайкой, а вместо политики есть унизи­тельные ритуалы, существование базовых криминальных отношений проявляется прежде всего в культуре. Издавна в стране сложились три культуры: удельно-кня­жеская, воровски-купеческая и аристократически-бандитская. Петр Первый так и величал купцов ворами. Купцы-воры бывают разных категорий-гильдий. Есть мес­течковые воры, а есть воры федерального масштаба. Воры — народ компанейский, платят налоги и взятки, причем налоги для них — форма отката, а государственный бюджет — форма общака. Да и в себя вкладываются — жизнь вокруг обустраива­ют — чтобы дома были опрятные и украшенные, улицы чистые, питейные заведения приличные. Гуляют воры шумно, любят красиво выпить и закусить с размахом. Их пе­сенная культура — шансон и бардовская патриотическая лирика. Издавна повелось, что центровые воры селились в Москве — воровской столице России.

Другая культура — бандитская, гоп-стопная, дворянско-аристократичная. Бандиты так же стратифицированы, как и воры. Низшие страты бандитов берут за охрану ларьков и пилят поселковые бюджеты. Высшим стратам бандитов откатывается из региональных и федерального бюджетов — за защиту государства и его интере­сов. Бандиты, в отличие от воров, озабочены судьбами страны, ее величием, культу­рой, военным превосходством. Налоги они не платят, общака не держат, госбюджет для них — прежде всего карман, из которого надо брать на обеспечение процвета­ния страны и их организованных шаек. И гуляют они по-своему — любят высокое искусство, оперу с балетом, балерин, утонченных певичек и певцов с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Мариинка да Эрмитаж — их любимые места. Бандитская лирика — ДДТ и Ленинград. Бандиты пьют в меру, не брезгуют кокаином, да и к нова­циям в этом деле относятся терпимо.

Петербург с его разукрашенными казармами — памятниками имперской архитек­туры, проходными дворами между прямыми проспектами и линиями — бандитс­кая столица. Питер — идеальное место для гоп-стопа во всех его видах: от простого

₃₃

Симон Кордонский_

"" раздевания прохожих на улице до масштабных проектов вроде Петровских реформ, рВеликой Октябрьской социалистической революции и ваучерной приватизации. ^ Революции по переделу ресурсов задумываются и начинаются в Питере, где техноло­гия гоп-стопа в крови жителей. Потом наступает очередь Москвы, в которой пристра­иваются технологии воровства.

i В отличие от воровской и бандитской субкультур, удельные княжества описыва­лись многократно, например, Салтыковым-Щедриным, а также следователями Генеральной прокуратуры СССР по особо важным делам — на примере Узбекского, Днепропетровского и многих других уголовных дел. Их специфические особенности — баня как институт, водка как основной напиток, разговоры типа «ты меня ува­жаешь?» как форма общения. Удельно-княжеские субкультуры уникальны как сово­купность потребительских институтов. Каждый удельный князь имеет что-то свое: баньку, рыбалку, охоту, особую водку. Кроме того, он достает всеми доступными способами заморские продукты и товары, которые выставляются на стол (в широком смысле) перед статусными гостями. Сочетание своего и импортированного и состав­ляет уникальность каждого удельного княжества. Вокруг удельного князя формиру­ется особая среда из местных деятелей культуры, искусства, науки и образования, которая востребуется расхитителями ресурсов во времена, когда возникает необхо­димость в идеологическом обосновании расхищения.