В данном контексте функция случайного воспроизведения кажется особенно показательной: нивелируя необходимость выбора, она тем не менее гарантирует новые открытия, тем самым освобождая вас от бремени желания как такового. И это то, к чему ведут нас все без исключения музыкальные технологии цифровой эпохи, — поп-музыка без фанатизма. Это именно тот вид потребления, который удобен индустрии, — всеядный, беспристрастный, беспорядочно эклектичный, лениво дрейфующий в море звука, превращённого в продукт. Одержимость не вписывается в эту концепцию, так как предполагает незаменимость объекта желания, и «на нём свет клином не сошёлся» в этом случае не работает. Преданные поклонники отдельных групп или канувших в Лету субкультур (тедди-бои, фанаты Grateful Dead) в один момент отстранились от музыкального рынка, так как, по их мнению, на нём не было больше ничего, что заслуживало бы внимания.
iPod и культура открытого доступа к информации в основе своей должны были сделать людей открытыми к музыке в целом и дать им возможность не заключать себя в рамки специфических укромных закоулков культуры или отдельных ниш. Но по факту изобилие, разнообразие и лёгкий доступ оказали диаметрально противоположный эффект. На исходе нулевых стало появляться всё больше постов в блогах, заметок в журналах
и обсуждений, свидетельствующих о снижении аппетита, спровоцированного чрезмерным скачиванием. В июне 2008 года в Phoenix New Times вышла статья под заголовком «Если каждая из когда-либо записанных песен окажется в твоём МРЗ-плеере, будешь ли ты слушать хоть одну из них?», в которой Карла Старр признавалась: «Я поняла, что мне становится скучно на середине песни, только потому, что у меня слишком лёгкий доступ к ней». В книге Барри Шварца «Парадокс выбора: почему много означает мало» описывается, как анекдоты о пресытившихся гурманах и переполненных жёстких дисках получили научное обоснование у психологов из Университета Лестера. Они подтвердили, что скачивание ведёт к апатии и индифферентности. «Доступность музыки превратила её в нечто само собой разумеющееся, не требующее глубокого эмоционального переживания, которое всегда было неразрывно связано с музыкальным воспитанием, — соглашается глава этого проекта Эдриан Норт. — В девятнадцатом веке музыка воспринималась как очень ценное сокровище, с фундаментальной и почти мистической силой устанавливающее связь между людьми». После этого он делает мрачный вывод о нашем времени, когда люди, слушая намного больше музыки самых разных жанров, «не всегда испытывают глубокое эмоциональное переживание».
ЗАТЕРЯННЫЙ В БАРДАКЕ
Снижение ценности музыки, о котором говорит доктор 11орт и его команда, может быть связано с переходом от «аналога» к «цифре». В первом случае музыка материализуется, становится осязаемой вещью (пластинки, кассеты), которую вы можете приобрести, продать, распорядиться иным образом. Во втором — музыка бестелесна, она превратилась в данные, которые могут транслироваться, перемещаться куда угодно между разными устройствами. С появлением MP3 ценность музыки (мала девальвирована по двум причинам. В первую очередь из-за перенасыщения рынка (аналогично тому, как банки печатают неограниченное количество денег в период гиперинфляции), но ещё и потому, что она стала проникать в жизни людей подобно электрическому току или жидкости. Именно это превратило музыку в подобие коммунальной услуги (как водоснабжение или электричество) в противовес художественному опыту,
на который раньше вам приходилось отводить определённое время. Музыка стала непрерывным потоком, что привело к фатальному разрыву (пауза, перемотка, возможность откладывать прослушивание на будущее и так далее).
СЕЙЧАС
В некотором смысле цифровая музыка довела идею записи музыки до логического конца. Вся записанная музыка, в данном случае не так важно, аналоговая или цифровая, по сути своей демистифицирует и асоциализирует музыкальный опыт, так как всё, что повторяется и может храниться, становится частным, но не общественным. Как утверждает теоретик Жак Аттали, культовая роль музыки и её функция как общественного катарсиса была уничтожена возможностью индивидуумов хранить музыку и прослушивать её в любое удобное для них время. Мы живём в эпоху, когда музыка теряет последние рудиментарные следы своего «кайроса» (древнегреческое слово для обозначение кульминационного момента, момента события или богоявления) и становится окончательно подчинена «хроносу» (количественной характеристике времени, посвящённого работе и отдыху).