Ретроспектива

– Странное что-то с моей магией стало. Аккурат после твоего лечения… или место у вас тут такое… хорошее… – будто сам с собой говорит. Только раз глянул своими глазищами. Будто в душу посмотрел, – сколько бы я силы не расходовал, та всё не убывает, – дёрнул головой, – не объяснишь, лекарка?

– Нечего объяснить. Боль сняла, а остальное само. Питаетесь хорошо, от дел государственных отдыхаете. Вот резерв ваш и полон.

 Рано заметил, ох рано. Я-то понадеялась, что ему долго не придётся сильно силой пользоваться.

 Но это даже хорошо, хоть и грустно.

 Зря я беспокоилась, что Файлирс по Полёвке своей заскучает. И вроде полегчать должно, что никуда он меня не увезёт, а только недовольство затопило. Он меня затем и искал – чтобы объяснила, отчего сила его не убывает. Только если я ему объясню – ничего хорошего меня не ждёт. Окромя войны, да каменного мешка.

 Будто по лезвию иду. Как бы его отвлечь от этих мыслей…

– У нас хороший край, благодатный. Люди наши здоровы, маги сильны. Всегда так было… Изобилие в еде, да воздух морской. У любого мага здесь резерв быстро восполняется. Вам тут, ваше величество, пирогов велели передать.

– Ну неси, раз велели.

 Приближаться к нему… ноги не идут. Страшен король, хоть и выглядит спокойным. Только нахмуренные брови, над лупатыми глазами верить показному спокойствию не дают.

 Пока приближалась к столу, так погано стало, изнутри эта погань топит. Сам не ведает Файлирс, что издевается. Он угощения отведать хочет, а мне каждый шаг к нему – мука.

 Стала супротив стола, блюдо на поставила. В нос ударил запах короля – мужской, сильный, солоноватый. Головой окунулась в наши ночи, когда тот не запах, вкус был на моих губах. Облизала их, чтобы вспомнить забытое… он зыркнул на блюдо, на меня… прошёлся взглядом, что руками. Краска было схлынувшая, снова прилила.

– Княгиня велела?

 Я кивнула.

– А что княгиня ваша? Говорят, хороша?

 Так вот, кто теперь мысли его занимает… оно и понятно. Княгиня для него тайна…

– Говорят, хороша… – вот оно как: княгиня, хоть и не видал он её ни разу, интересна. А простая лекарка, как ни хороша – нет.

– И вдовая давно… замечена ни с кем не была. Говорят, что под дружинником своим она ночами исходится… брешут люди. Тот воин другой покорён, лекаркой простой, – пальцы мужчины гладят стилет. Любовно и ласково, как они только и умеют. Словно не рукоять это, а тело женское. Глаз не отвести от этих пальцев. – Значит выходит, что княгиня красива, молода, благородна, умна, честна, достойна и давно без мужской ласки…

 Сил нет ответить… вон оно как выходит, какая я княгиня… была. Пока сама ночью тайной тропой к ондолийцу проклятущему не пришла.

 Пожала плечами. Всё тело, внутри да снаружи, дряблым каким-то стало. Хочется скукожиться и удрать. Не раздражать взгляд монарха, когда он о достойных леди думает.

– Что ж. Думаю, что такую женщину грех не дождаться, пока хворь её пройдёт. Чтобы посмотреть на чудо эдакое.

 Ну что ж. Придётся, значит, творить личину…

– Свободна. Иди, лекарка, – голос его стал ниже, уже небось придумывает, как княгиню ласкать будет, – если днём ещё придёшь – через дверь входи, как все. А ежели надумаешь перед свадебкой ещё потешиться – ночью приходи. Если княгини твоей тут не будет.

 Ни за что не приду! И княгиню ему такую покажу…!

 Захотелось предстать как есть: прежде только изнежить кожу в ванне, умаслить маслами, чтобы сияла… лучшее платье своё надеть… али лучше и вовсе без платья!

 Предстать пред ним во всей красе первозданной, ведьминской, чтобы смотрел на меня и только и мог облизываться!

 Нельзя. Порыв это, наперво недостойный, к тому же опасный. Небось, взъярится, что за нос ястребиный его водила. С войной, конечно не пойдёт, политика у него хитрая, но и ссор с сильным соседом, свобода от которого у нас лишь номинальная, нам ни к чему.

 Другая крайность: горбатую страшилу из себя слепить. Не стану. Не стыдно, но низко, краше выдаваться за счёт других. Он король, на лекарку бы и не глянул никогда, как на равную, не то, что на княгиню, какой бы страшной не была…

 Молва говорит, что все ведьмы, что жили раньше на свете, красавицами были писаными. Врут. Ведьмы просто были всегда здоровыми. Если у какой деревенской девицы, какой бы милой та не была, зубы в годах испортятся, или следы от оспы останутся, то ведьму сила от всякой болезни бережёт. Только потому мы и краше, что здоровее: тело никогда от хвори не иссохнет и не раздобреет, а кожа состарится лишь закономерно, от времени.

 Я верю, что настанут те времена, что каждая женщина одинаково сможет быть здоровой и по-своему красивой, как и всякая ведьма.