Ретроспектива

– Отлично. Значит, сделке быть.

– Спасибо, – Мира смущённо замолчала. – И я всё верну.

– Так что планируешь купить на этот раз?

– Требований не густо – ходовая и практичная машина, которая будет служить без косяков.

– Помочь с продажей твоей старушки?

– Ага.

– Тогда скоро с тобой свяжутся от меня.

– Надо говорить: твои люди свяжутся с моими.

Мира болтала с отцом, пока коллега за соседним столом не начал на неё поглядывать. «Приезжает сюда пару раз в неделю и то бездельничает», – читалось на его физиономии.

Мира вняла немым укорам и принялась за работу. День был определённо спасён.

***

Восхищение. Эмоция, с которой смотрел Теодор, когда Мира снова стояла на пороге его дома.

– Ты пришла.

Рукава её куртки коснулись с приветственной нежностью, какой одаривают только дорогого друга.

– Сегодня ведь пятница, – ответила Мира. Теодор потянул её в дом и заслонил собой входную дверь, словно Мира могла передумать и уйти. Было заметно, как много он хотел сказать, но сомневался.

– Ты не просила о дополнительной встрече на неделе…

– Много дел навалилось. Но пятница ведь всегда моя?

Теодор старался не наткнуться на её взгляд. Он спорил с какими-то мыслями в голове. Его губы безмолвно шевелились. Наконец-то с них сорвалось:

– Это из-за меня?

Вырванная из контекста фраза – оголённая, натянутая, как струна, суть. Но Мира поняла и без пояснений. Она знала эти ощущения. Так бывает, когда громадный комок чувств не даёт дышать и говорить.

– Я тебя обидел? – Наполовину вопроса, наполовину надрывной уверенности.

– Нет же! У меня просто был завал на этой неделе, я ведь сказала, что…

Тряхнув головой, Теодор не дал ей закончить.

– Мира, нам нужно поговорить.

Конечно. Догадаться, о чём пойдёт речь, не стоило труда. Сейчас Теодор напустит на себя этот свой независимый вид, чтобы прозвучать убедительно.

Они расположились в гостиной. Взгляд Теодора был по-прежнему устремлён куда угодно, только не на Миру. Непривычная картина. Нервозность – не его прерогатива. При иных обстоятельствах такая реакция Мире польстила бы. Теперь же она предпочла бы, чтобы этой ситуации вообще не было. Их ведь ждёт до скрипа правильный разговор, и в этой правильности пробивалось что-то в корне неверное и лишнее.

– То, что произошло – недопустимо, – твёрдо начал Теодор. – У меня не было права менять наш привычный сценарий без твоего согласия. Я отдаю себе отчёт в том, что утратил над собой контроль. Именно я ответственен за то, чем мы занимаемся в комнате сессий. И я не справился. Я виноват в домогательствах и превышении дозволенного. Ты не должна становиться мишенью для моей несдержанности. И не твои проблемы, что я не в силах соблюдать рамки.

Рамки, ответственность, сценарий… Смехотворные слова.

Есть только ты и я. И если нам обоим хотелось того, что произошло, то правильнее этого ничего нет. Нам решать. К чертям договорённости, игры и правила! Мы – это мы.

– Если это вообще уместно, я хотел бы извиниться.

Теодор учинял трагедию на ровном месте. В его картине мира Мира – жертва, которой бессовестно воспользовались. Он либо в самом деле не понимал, либо отказывался признавать, что большую часть времени Мира откровенно предлагала себя. Жестом, словом, намёком, иногда почти требованием.

– Если ты помнишь, я сама просила сделать мне исключение, – внесла она ясность. – Так что не нужно извиняться. Не случилось ничего криминального. И, вообще-то, ты спрашивал меня, прежде чем что-либо произошло. И я сказала «да».

Теодор опустил взгляд на её ладонь, накрывшую его бедро. В глазах его промелькнула досада.

– В любом случае, такие вещи я обязан заранее обговаривать с тобой. Не знаю, что на меня нашло. Раньше подобного не происходило. Это так безответственно – сорваться, словно неразумное существо. Но ещё хуже – выгораживать свой поступок. Поэтому, пожалуйста, не расцени мои слова за оправдания. Я просто хочу объясниться. Если тебе это нужно.

Мира кивнула.

Ну давай. Объясни то, что ясно как день. Ты меня хотел. И это оказалось сильнее всех каменных принципов. Ты отозвался мне, и твой отклик, и желание, такие же сильные, как мои – это было так же круто, как секс.

– Я достаточно времени занимаюсь этим уже не как любитель. Я научился отстранённости, чтобы действовать механически, не перенося чувства на клиенток. Чтобы уметь делать всё, не вовлекаясь, но и не переступая через себя. Со временем начинаешь получать удовольствие не столько от происходящего на сессии, сколько от того, что делаешь свою работу хорошо. Особенно, если клиентки просят что-то, к чему я равнодушен. Но иногда я участвую в том, что мне действительно нравится. Не как работа. Нравится, как мужчине. Когда какая-то женщина затрагивает струнки твоей страсти, это уже другое. Способность отстраняться гаснет, и подключаются эмоции, – он глубоко посмотрел на Миру. – Ты делала то, что мне нравится. Я говорю о покорности.

Сколько безупречных слов, сколько мыслей наворошил! Сколько вылизанных, взвешенных аргументов – каждый на своей полочке.

Не пытайся меня запутать. Произошедшее – универсальная лакмусовая бумажка на проверку взаимной симпатии.