Ретроспектива (СИ)

Уставилась в его глаза. Уставшие, тени под ними залегли… Бедный мой, такой груз один ты на себе несёшь, за все беды людские ты один ответ держишь.

— Ежели это проклятье, как разрушить его? — Файлирсу тоже не сидится на месте. Подошёл, стал у окна со мной рядом.

— Уничтожить предмет, на который прокляли. То куколка обычно, когда волосы, к примеру, берут, или какая-то личная вещь.

— А личная вещь младенца…

— Да хоть тряпица любая, коей хоть раз утирали его… что иголку в стоге сена искать такое. Но чумой…

— Будем искать. Другого всё равно ничего не сделать, а делать что-то надобно… — он уставился на собор, что аккурат супротив дворца стоит, — вернись в спальню, Эля… — начал вновь, не глядя на меня.

— Вернусь, когда сын выздоровеет, — обняла его руку, — там людей больно много, а у него чума. Вот поправится, тогда и вернёмся.

— Ты меня будто наказываешь, — всё так же на меня не глядит. — Хуже того, я и сам виноватым себя чувствую, а за что, не понимаю.

— Я только об одном прошу: хотя бы сейчас, пока Таланд занемог, сделай так, чтобы королеву твою я не видела. Бодаться и с ней и с болезнью я не сдюжу.

Он коротко кивнул, а после спросил, немного подумав:

— Ты думаешь, это она?

Пришло моё время обдумать, что хочу сказать:

— Не знаю. Правда, не знаю. Мелкие пакости, то понятно мне, она вдова при живом муже, тому я причина. Но грех такой… не просто убийство, а младенца. Детоубийства Земля не прощает. А это, — я сглотнула, набираясь сил, чтобы молвить такое вслух, — коли Таланда прокляли, то это и есть убийство. Потому как, если не придумаю ничего, если в следующий раз задержусь с тобой беседуя, то могу и не успеть помножившуюся заразу вытянуть.

Глава 26

И вновь, чёрная россыпь перед глазами, которую я вычерпываю силовым ковшом.

Сколько их таких было, сколько ещё будет… Малыш мой, измученный болезнью, постоянно спит, словно даёт мне налюбоваться собой, каждую чёрточку запомнить. Только, коли выйдет так, что я не справлюсь, мне всё равно не забыть.

Снова вошёл Файлирс, тихо и беззвучно.

— Забери Эселину, — одной рукой я дочку у груди держала, а другой жар у Таланда снимала. — Уснула, осторожнее. Снова пылает…

Файлирс уложил малышку.

— Сэсилия просит войти…

Какая-такая Сэсилия?

— Королева, — он понял мой молчаливый вопрос. — Отбывает в монастырь… что? Она королева, пусть молится за благо своей страны. Прощения хочет попросить за свои проделки.

— Я не хочу, — не просто не хочу. Как представлю, что она сейчас сюда войдёт, вся такая величественная, и я, нечёсанная столько дней.

— Как скажешь, — поцеловал меня в волосы и вышел.

Не успела дверь за ним захлопнуться, как послышался шум и крики.

— Нет, всё же я настаиваю! — молвя такое она и вошла. Я лишь глазом по ней мазнула, и вернулась к лечению.

— Как ты смеешь! — следом вбежал ошарашенный Файлирс.

— Меня выгоняют из собственного дворца! Я могу хотя бы в последний раз взглянуть в…

— Пошла вон! — руки короля так и тянутся к тонкой шее. Вновь.

— Оставь, не шумите, — пусть скажет и катится. — Детей разбудите. Что вы хотели ваше величество?

Секунда молчания.

— Я ради карантина отселила вас, — она не смешалась, не стушевалась. Голос звучит уверенно, в своём праве королева. — Я рассчитала, что… наследнику, — тут голос её дрогнул, — безопаснее подальше держаться от челяди. А вы, как его кормилица…

Вот как, значит, я тут для всех кормилица собственному сыну. Она продолжила говорить, я только голос слышала, когда дверь распахнулась.

— Ваше величество! — епископ наш, итвозский. — Кажется, нашли! Нужна ваша помощь.

Он было рванул, но замер.

— Хватит Сэсилия. Карета ждёт.

— Я не закончила! Вы! Используете меня, как ширму для своих дел. Я королева без королевства и жена без мужа, а теперь и без дома. Я прошу самую малость, лишь поговорить. Ваше величество!

— Эля? — король будто и не слышал её. Но видно, оставлять нас наедине не хочет.

— Иди.

— Я быстро.

Он ушёл, оставив нас наедине.

В этот миг что-то словно изменилось в спальне. Воздух похолодел.

— Я вывожу всю мебель из дворца, — жена Файлирса стала медленно приближаться к нам. Ко мне и двум колыбелям, — ты не понимаешь, остаёшься. Я выселяю тебя из спальни, которую ты, оборванка, заняла, как свою, со своими ублюдками — другая уже тряслась бы в карете. Ты остаёшься, — её губы подрагивают, будто нервически. Голос звенит. — Спальня, где жили короли Ондолии, на порог которой меня ни разу не пустили… Я проклинаю твоего ублюдка, а он жив!

Это было сильнее меня.

Ярость сплелась в один кокон с воздухом и снесла это чудовище к стене. Чудовище, что хочет лишить меня ребёнка.

— На помощь! Помогите! Нападение на королеву!

Дальше всё напоминало хорошо поставленный спектакль.

В комнату влетели фрейлины и несколько придворных из свиты королевы.

— Кормилица! Это она! Она хотела убить наследника, а когда ей это не удалось, напала на меня! На королеву! Она ударила меня магией!

Жар у Таланда, как назло, не спадает. Дрожащими руками я вожу над сыном, который проснулся, завозился. Начал хныкать, Эселина подхватила его плачь.