Рец де, кардинал. Мемуары

Долго спустя в пору одного из притворных перемирий, какие мы время от времени заключали с кардиналом Мазарини, он признался мне, что первую тревогу из-за большой власти, приобретенной мной в Париже, он почувствовал, заметив этот мой маневр, который, впрочем, в отношении его не таил ничего дурного. Другой случай также обеспокоил его по причине столь же неосновательной.

Я вознамерился подвергнуть испытанию способности всех священников моей епархии, что и в самом деле было делом чрезвычайно полезным. С этой целью образовал я три комитета, состоявшие из каноников, кюре и монахов, которые должны были разделить всех священников на три разряда; к первому из них причислены были достойные, оставляемые при исполнении своих обязанностей, ко второму — те, кто не был пригоден, но мог им стать, к третьему — кто им не был и стать не мог. Отделив друг от друга последние два разряда, их отрешали от должности и помещали в различные заведения — с первыми проводили наставительные беседы, вторых просто обучали правилам благочестия. Надо ли вам говорить, что предприятие это потребовало огромных расходов, но ко мне со всех сторон стекались значительные суммы: люди благородные щедрой рукой развязывали свои кошельки. [46]

Успех этот раздосадовал первого министра, и по его наущению Королева под каким-то пустым предлогом послала за архиепископом Парижским, а тот два дня спустя после своего возвращения, под предлогом еще более пустым, пресек исполнение моего замысла. Хотя мой друг, капеллан Куре, и уведомил меня, что удар этот нанесен мне двором, я перенес его с хладнокровием, в ту пору отнюдь не свойственным горячему моему нраву. Я не выказал никакого огорчения и с г-ном Кардиналом держался как обычно. Однако несколькими днями позже я выразился о другом предмете куда менее осторожно, нежели действовал в первом случае. На слова добрейшего г-на де Моранжи, который в келье приора картезианского монастыря заметил мне, что я трачу слишком много денег, — а это было более чем справедливо, ибо расходы мои были непомерны, — я ответил весьма необдуманно: «Я произвел подсчеты: Цезарь в моем возрасте задолжал в десять раз больше». Слова эти, во всех отношениях неосмотрительные, были одним случившимся там злосчастным педантом повторены г-ну де Сервьену 17, а тот коварно передал их Кардиналу. Кардинал посмеялся над ними и поступил весьма умно, но намотал их на ус и поступил весьма неглупо.

Ассамблею духовенства созвали в 1645 году. Я был приглашен на нее от моей епархии, и она воистину стала опасным рифом для моего и так уже пошатнувшегося положения при дворе.

На Ассамблее в Манте кардинал де Ришельё нанес жестокий урон достоинству и свободе духовенства, в ужасных обстоятельствах изгнав шесть самых почтенных прелатов 18. На Ассамблее 1645 года решено было загладить происшедшее или, лучше сказать, воздать этим лицам почести за проявленную ими твердость духа, пригласив их занять места в Собрании, хотя они и не были его депутатами. Решение это, принятое в частных беседах с общего согласия, бесхитростно и без утайки объявлено было на Ассамблее, и никому не пришло в голову, что двору это может не понравиться; случаю угодно было, чтобы обсуждение этого вопроса пришлось на тот день, когда был мой черед как представителя Парижской епархии говорить первым.