Читаем Рец де, кардинал. Мемуары полностью

Хотя «Мемуары» Реца редактировались им, и рукопись сохранила следы авторской правки, у читателя создается впечатление, что он слышит живую речь воспоминателя. Рец часто ищет слово как бы в процессе самого рассказа; с его пера постоянно слетают оговорки «или точнее», «или скорее», «или лучше сказать»: «не делает чести его дальновидности или, точнее, решимости», «вооруженных или, лучше сказать, ощетиненных», «погрязших или, лучше сказать, закостеневших в крючкотворстве», «певших или, лучше сказать, горланивших», «склоняется к миру или, скорее, ввергается в мир», «устыдился своей горячности или, лучше сказать, грубости». Он непрестанно упоминает о погрешностях своего стиля, что также призвано подчеркнуть спонтанность его высказывания, будь то монолог Реца-старца, пишущего мемуары, или речи Реца — молодого фрондера. («По тому, как дурно отделана эта речь, вы можете судить, что я произнес ее без подготовки и обдумывания».)

Мемуарист то и дело обращается к своему адресату со словами: «согласитесь», «судите сами», «вы не поверите», «надо ли вам говорить», «вас, без сомнения, удивит», «позволю себе обратить ваше внимание», «вы полагаете, конечно».

Эти обращения создают интонацию разговора, ощущение, что автор ждет немедленной реакции собеседницы, и в то же время они как бы членят текст, который зачастую почти лишен красных строк, задают определенный ритм. Сам же ритм повествования чрезвычайно разнообразен.

Я уже говорила о смешении жанров в «Мемуарах». И впрямь, здесь можно найти почти протокольные страницы с описанием парламентских заседаний, и тут же драматические сцены, где диалог чередуется с напряженным действием; политические размышления соседствуют с историческими анекдотами (в значении, которое этому слову придавали во времена Пушкина) или с длинными речами, которые в разное время и в разных обстоятельствах произносил Рец и которые построены по всем правилам ораторского искусства с использованием разнообразных приемов [695] риторики (антитез, гипербол, катахрез, метонимий и проч.) 5; им на смену приходит авантюрный роман с веревочными лестницами, побегами, перестрелками; их в свою очередь сменяют путевые заметки, а их — полемические рассуждения о церковном праве.

Разнообразию сюжетов соответствует смена ритма в повествовании. Она выражается не только в том, что некоторым событиям и отрезкам времени отведены десятки страниц мемуаров, а некоторые сжаты до нескольких строк. Это выражено и самой фразой. Иногда она длинная, затрудненная, изобилующая придаточными предложениями, многократно членящаяся точкой с запятой. Так Рец обычно говорит о парламентской процедуре, в описаниях которой он использовал парламентские реестры. Хотя он многократно подчеркивает, что «дух» заседания зачастую важнее того, что на нем происходит, а дух этот в протоколах не отражен, фактическую сторону дела Рец подкрепляет материалами реестров, и это сказалось на его слоге — тяжеловесном, неудобочитаемом, пропитанном канцеляритом своего времени, за что он постоянно просит прощения у своей читательницы-собеседницы.

Зато, когда речь заходит о народных возмущениях (например, о Дне Баррикад), о столкновении враждующих партий, о стычках в зале Дворца Правосудия, возникает короткая, динамичная фраза, зачастую бессоюзная, построенная на чередовании одних глаголов: «Я улещивал, уговаривал, бранил, угрожал».

Велико и лексическое разнообразие «Мемуаров». Наряду с архаизмами, звучавшими старомодно и вычурно уже в XVII в., Рец пользуется словами, которые удивляли современников своей новизной, разговорными оборотами и словечками, употребление которых строго ограничивалось низкими жанрами, а иной раз и словами собственного сочинения, в языке не задержавшимися. От парламентского канцелярита он переходит к изысканно нюансированной словесной игре в характеристиках персонажей — игре, столь ценившейся в прециозных литературных салонах. Рец вообще очень любит словесную игру, часто не может удержаться от каламбура, иногда цитируя удачные остроты других.

В словаре Реца юридическая и богословская латынь, охотничья, дуэльная, военная, кулинарная, карточная лексика, которой он часто пользуется в переносном смысле. Богатство метафор — вообще характерная особенность языка Реца.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес