Рецензия на: Р. И. Аванесов. Фонетика современного русского литературного языка

Неудачным кажется мне введение понятий сильной и слабой фонемы в дополнение к понятиям сильной и слабой позиции. Во всяком случае они противоречат той трактовке фонемы, которую предлагает сам автор. Так, с одной стороны, он — в полном согласии со своим определением фонемы — пишет на стр. 30, что «установление состава различных кратчайших звуковых единиц — фонем, их количества должно производиться на основе учета тех единиц, которые различаются в сильной позиции… Состав фонем (при наличии сильных и слабых фонем) — это состав сильных фонем, но не совокупность сильных и слабых фонем». Это, безусловно, правильное положение совершенно справедливо мотивируется тем, что слабые фонемы являются лишь эквивалентами сильных фонем. С другой стороны, на стр. 33 мы читаем, что слабые фонемы «в других случаях не входят в фонемный ряд и представляют собой самостоятельные единицы, которые по их различительной способности можно квалифицировать как единицы, так сказать, „низшего ранга“ (сравнительно с сильными фонемами)».

Последнее утверждение делает непонятным, почему слабые фонемы не входят в состав фонем языка хотя бы в качестве единиц «низшего ранга». Так как этого нельзя допустить, придерживаясь того понимания фонемы, которое представлено в разбираемой работе, то лучше говорить о слабых и сильных позициях, а не о двух видах фонем. Всякая данная фонема остается самой собой и в слабой позиции, но только в этой позиции ослабляются ее словоразличительные возможности. В самом деле, если признать, что в состав фонем языка входят не все кратчайшие звуковые единицы, на которые разлагаются словоформы, то все учение о фонеме как кратчайшей звуковой единице теряет почву.

Что же мешает Р. И. Аванесову признать фонему в слабой позиции просто оттенком определенной фонемы в сильной позиции? По-видимому, несовпадение их акустико-физиологических свойств. Во всяком случае, для того, чтобы считать [α] и [ъ] разными (пусть слабыми) фонемами, других оснований, кажется, нет. Вместе с тем такой довод нельзя считать убедительным; неправильно думать, что определенность физиолого-акустической характеристики фонемы заключается в ее однозначности. Как известно, все учение о фонеме покоится на том положении, что сходство или несходство звуков само по себе не определяет фонематических различий. Это было доказано Щербой еще в «Русских гласных» и продемонстрировано на ставшем классическим примере с разными е в русском и французском языках.

Отсутствие «сходства» можно обнаружить в разных оттенках одной фонемы и в сильной позиции. Так, гласный в слове сядь не похож на гласный в слове сад. Новейшие исследования показывают, что, взятый сам по себе, он не опознается как [а]. Тем не менее этот гласный, несомненно, составляет с гласным слова сад одну фонему, так как в данном фонетическом положении он противопоставляется всем остальным гласным русского языка, кроме [а], отличаясь от гласных в сочетаниях sʹetʹ, sʹitʹ, sʹotʹ, sʹutʹ. Точно так же и гласные [α, ъ] «не похожи» на [а], но они могут быть противопоставлены гласным [о], [u], [ы], но не [а]. Простейший эксперимент показывает, что слово голова, медленно произнесенное как galava (с тремя одинаковыми а[6], воспринимается носителями русского литературного произношения как совершенно тождественное быстро произнесенному gъlava, тогда как gulava и gыlava воспринимаются как бессмысленные сочетания, а golova — как диалектное произношение. Именно поэтому а, α, ъ следует считать оттенками одной фонемы. Р. И. Аванесов неточен, когда пишет, что Л. В. Щербой и его учениками звуки в слабой позиции «на основе близости по физиолого-акустическому признаку (разрядка моя. — Л. З.) отождествляются с соответствующими звуковыми единицами, различающимися в сильной позиции» (стр. 37).

Из всего сказанного здесь вытекает и то, что фонема не может быть определена как звуковой тип в фонетическом смысле слова. Поэтому, мне кажется, не следует пользоваться данным термином в приложении к понятию фонемы, и это тем более, что Л. В. Щерба использовал его в чисто фонематическом плане. Что это так, доказывается хотя бы тем, что одна и та же пара звуков может составлять, по Л. В. Щербе, в одном языке один звуковой тип (т. е. одну фонему), а в другом — два типа (т. е. две фонемы). Я думаю, что недоразумение, возникшее вследствие неудачного словоупотребления, не следует усугублять возвращением к нему.