Рецепт дорогого удовольствия

— Поспевают груши, сержант, — ехидно заметила Глаша, с сочувствием глядя на Кайгородцева, который впился безумным взором в ивою фотографию. — Кстати, там, в могиле, что-то лежит.

— Неужели? — фыркнул милиционер. — Я даже знаю что. Гроб с покойником!

— Да нет, оно прямо сверху лежит, — уперлась Глаша.

Милиционер, в душе проклиная свой живот и кряхтя, словно роженица, сел на корточки и полез короткопалой лапой в вырытую яму. Приложив нечеловеческое усилие, он крякнул и выдернул из земли обернутый тряпкой кирпич.

— А вот и орудие преступления! — радостно сообщил он. — Вот чем, гражданин, вам по голове чпокнули!

Глаша с досады только махнула рукой. Потом подошла к Кайгородцеву, помогла ему подняться на ноги и сказала:

— Петь, ты только не волнуйся. Мы все выясним. Видишь, здесь прибрано. Значит, за могилой кто-то ухаживает.

— Это она, Сузи! — простонал тот и закрыл глаза ладонью.

— Да нет. Петь, вряд ли. Тебя же в могиле нет, зачем Сусанне время тратить?

— Она… Она приходит сюда, чтобы представить меня мертвым! — вскинулся Кайгородцев. — Это такая техника умерщвления. Она думает обо мне как о покойнике, поэтому в ближайшее время со мной случится что-нибудь страшное!

— Петь, перестань, — рассердилась Глаша, хотя ей тоже было несколько не по себе. — Я имею в виду, что у этого… — она посмотрела на надпись, — Мультяпова могут быть родственники. Кто-то ведь ухаживает за могилкой!

— Ну, я, — неожиданно сказал маленький красноротый тип, выступая вперед. — Я ухаживаю за этой могилкой. Я тутошний, кладбищенский.

Он упер руки в боки будто собирался сию секунду пуститься в пляс, и даже ножку выставил носком вперед. Глаша и Кайгородцев быстро переглянулись.

— Вы что — Мультяпов? — изумились они хором.

— Не-а, Прямоходов я. Просто мне один мужик деньги дает. Раз в полгода. Половину даст сначала, половину потом, чтоб я, значит, интерес имел.

— И цветочки, — Глаша мотнула головой в сторону гвоздик, — тоже вы покупаете?

— Ну, не то чтобы покупаю, — пробормотал тот. — А что?

Милиционер стоял рядом, сопел и внимательно слушал. Кирпич все еще был у него в руке.

— И когда ваш мужик в последний раз появлялся?

— Да вот, в июне появлялся. Теперь только в ноябре придет.

— А как он представился?

— Как Мультяпов, ежу ясно!

— А выглядит он как? — не давала ему опомниться Глаша.

— А вам зачем? — прищурил глаз Прямоходов.

— Нам очень надо, — с нажимом сказал Петя.

— За «очень надо» люди деньги плотют.

Глаша повернулась к Кайгородцеву и шепотом сказала:

— Петь, заплати ему. И милиционеру заплати, а то он нас привлечет, как осквернителей могилы. Припишут какое-нибудь трупоедство…

Петя вздрогнул и торопливо добыл из кармана бумажник. С бумажником в руке он понравился парочке блюстителей кладбищенского порядка гораздо больше. Спрятав торжественно врученную бумажку в карман, милиционер отбросил кирпич в сторону и велел Прямоходову:

— Убери тут все, а я, пожалуй, пойду. Дежурство у меня.

Голос его звучал нормально, и глаз в прожилках, похожих на реку Амазонку с притоками, он больше не щурил подозрительно.

— Так все-таки — как он выглядел? — снова спросила Глаша, придвигаясь к Прямоходову.

Тот принялся живописать внешность родственника Мультяпова, но толком так ничего и не сказал. То он оказывался у него высоким, то средним, то «чуть выше меня». С волосами неопределенного цвета, с расплывчатыми чертами лица и «средним» голосом.

— В подпитии я был, — смущенно сообщил Прямоходов. — Если честно, мне вообще показалось, что их двое.

— Двое Мультяповых? — опешила Глаша.

— Да. И оба совершенно одинаковые! Может, близнецы?

— А в первый раз он один приходил?

— В первый раз один, — важно кивнул рассказчик. — А последний раз, думаю, все же вдвоем.

— А деньги они тебе как платили? По очереди?

Прямоходов собрал глазки в кучку, немного подумал и заявил:

— Одновременно. Оба полезли в правый карман, оба достали деньги, и оба подали.

«Господи милостливый, для чего ты придумал пьянство?» — подумала Глаша и надвинулась на Прямоходова:

— А фотография вот эта когда на могилке появилась?

— Да она тут всегда была!

— Именно эта?

— Да я.., не присматривался. Хотя… Вроде как… Может, оно и так… В апреле, когда я тряпочкой евонную морду протирал, он вроде как с усами был, покойник-то. Вы у него спросите, у покойника-то, — он кивнул головой на Петю. — Усы он не сбривал?

Кайгородцев побледнел и схватился за сердце.

— Все, Петь, пойдем, — взяла его за локоть Глаша. — А то ты и впрямь тут коньки отбросишь.

Перед тем как покинуть юдоль скорби, Глаша написала на листочке свой домашний телефон и вручила его Прямоходову.

— Если вспомните хоть что-нибудь, я уж не поскуплюсь.

— Глашенька, что все это значит? — испуганным голосом спрашивал Кайгородцев, подлаживаясь к ее мелким шажкам. — Это какой-то заговор против меня? Может, колдовство? Вуду?! А? Ты что-нибудь знаешь про вуду?

Кайгородцева сотрясала крупная дрожь.

Два года назад Глаша попала в самолет, у которого засбоил мотор, и он совершил аварийную посадку черт знает где. Перед посадкой самолет трясло точно так же, как сейчас ее начальника. Чтобы успокоить его, Глаша сказала: