Рецепт Екатерины Медичи

— Когда как, — откровенно отвечает он. — Большей частью для деловых. Но иногда и с женщинами. А порой встреча начинается как деловая, но заканчивается в постели. Строго говоря, как у нас с тобой. Мы же тоже начали говорить о делах, а кончили… — И он игриво подталкивает ее в бок.

Марика не отвечает, оскорбленная скабрезностью его реплики. Впрочем, было бы странно, если бы Рудгер мог говорить с ней с нежностью или уважением после того, что он вытворял с ней и что вытворяла с ним она. Странно, что они не убили друг друга…

— Между прочим, часто бывает также, что после полового акта продолжаются деловые разговоры, — продолжает Рудгер, и Марика внутренне вся сжимается от слов «половой акт». А впрочем, какая разница, как это назвать? Совокуплением? Да ведь разницы никакой, так же грубо и пошло. Любовью? Да где ж тут была любовь? Может быть, Рудгер прав: к этому акту надо подойти просто, ну, как к стакану воды, выпитому посреди деловой беседы. Кажется, существовала такая теория, мол, переспать с кем-то — все равно что выпить стакан воды, и ничего не надо осложнять. Марика читала в какой-то газете, будто исповедовала ту теорию русская революционная дама Александра Коллонтай, которая прославилась своей половой неразборчивостью. Потом она достигла высоких званий и чинов в советской России и теперь даже представляет ее не то в Норвегии, не то в Швеции. Пожалуй, все-таки в Швеции, потому что Норвегия оккупирована гитлеровцами, там бы совдеповской даме плохо пришлось бы. Интересно, как переходила от акта к разговорам мадам Коллонтай? Укладывалась поудобнее, затягивалась папироской и начинала равнодушным голосом:

— А скажи, товарищ…

Жаль, Марика не курит. Ей нечем затянуться перед тем, как спросить:

— А скажи, тов… то есть, скажи, Рудгер, мог Торнберг знать, что твой псевдоним — Меркурий?

— Не знаю, не думаю, — охотно поворачивается к ней Рудгер. Он явно доволен, что Марика взяла на себя труд незаметно, ненавязчиво вернуться к деловой части встречи. Разумная женщина! Вполне годится для дальнейшего сотрудничества. Ну и в постели, конечно, великолепна. Если привязать ее к себе, то можно будет обходиться без шлюх. Правда, где-то в небесах болтается ее жених… Ну так что ж, военные летчики долго не живут, в отличие от чиновников имперского управления гражданской авиации. Правда, Рудгер Вольфганг Хорстер не совсем чиновник, а вернее — совсем не чиновник. Он антифашист. Антифашисты тоже долго не живут. Но ведь до сих пор ему везло, почему не может везти и впредь? Все мы ходим под Богом, никто не знает, сколько ему отмерено. Ничего нет глупей, чем хоронить неубитого! И Хорстер продолжает беседу: — Откуда ему могут быть известны такие мелочи? Это совершенно невозможно.

— Ну так вот: он знает, — ровным голосом продолжает Марика. — Откуда? Может быть, от того же Пауля. А уж тому-то твой псевдоним известен точно.

Она лежит на спине, чувствуя ломоту в каждой косточке, и все еще жалеет о том, что не курит. Может быть, стоит научиться?

— С чего ты взяла? — приподнимается на локте Рудгер. Ему неприятно снова начинать разговор о возможном предательстве Пауля. Но он чувствует, что сейчас прерывать Марику не нужно, ей следует дать выговориться. Женщины после бурного и длительного совокупления становятся необычайно словоохотливы, Рудгер в этом не раз убеждался. Особенно сильно на них действует припадок внезапного, неконтролируемого любовного помешательства, как тот, который он только что продемонстрировал Марике. Да, эта девушка очень его возбудила. А впрочем, не она первая и, дай Бог, не она последняя. Хотя Бога нет. При чем тут вообще Бог? Спасибо его неистовой природе, его выносливости. Жена иногда благословляет его многочисленных любовниц, и он знает об этом. Ни одна женщина не может долго выдерживать его безумный темперамент. Поэтому у него много женщин. И лучшие его осведомительницы — те, которые побывали с ним в постели и поверили, что только они могут довести его до такого пика желания. Чепуха. Единственный толковый лозунг гитлеровцев, с которым он согласен целиком и полностью, это знаменитые «три К»: «Kinder, K?che, Kirche», «Дети, кухня, церковь». Только в этом предназначение нормальной женщины. Жаль тех, кто начинает играть в опасные политические игры, вроде этой красивой русской девки. Его очень возбуждает, что она — русская. Правда, жаль, что всего лишь эмигрантка. Лучше было бы переспать с коммунисткой из великой советской России… А впрочем, все женщины: аристократки, коммунистки, еврейки, русские, немки, антифашистки и фашистки — устроены одинаково, Рудгер Вольфганг Хорстер это отлично знает! Женщины — всего лишь средство. Цель — борьба. Тайная борьба, обреченная на победу или на поражение, это неважно. Как в стихах Брехта, которые он любит: