Рецепт Екатерины Медичи

— Дорогая, успокойся, — уговаривает он, видя, что его кузина вне себя от недоумения и ярости. — Прошу тебя, забудь ты об этих лентах! Просто забудь, как будто их никогда не было. Вернешься в Дрезден — купишь себе новенькие, веселенькие, не столь мрачные. А про эти — забудь!

Марика смотрит на него исподлобья. Что-то здесь не так… Сначала она решила, будто это один из дурацких розыгрышей дорогого братца, одна из его шуточек, над которыми смеялся только он. Однако в голосе Алекса звучат какие-то странные нотки… Он вовсе не смеется, он очень серьезен. И Марика вспоминает, как настаивал в своем письме Ники, чтобы она приехала к Алексу непременно в его шляпке.

Да, здесь явно что-то нечисто! Это и дураку ясно было бы, а Марика вовсе не дура, хоть, пожалуй, не слишком догадлива.

— Может, все же объяснишь? — угрюмо спрашивает она, снова усаживаясь на траву и пытаясь уверить себя, что Алекс прав и никаких лент на шляпке у нее и в самом деле никогда не было.

— Лучше не надо, ладно? — мягко улыбается он. — Ничего не спрашивай, Машуня, умоляю тебя. Не обижайся: я просто не могу ничего тебе сказать. Иногда лишнее знание, понимаешь ли, может быть очень опасным. Как говорится, во многой мудрости многая печаль. Еще раз прошу, не обижайся: твоими ленточками слишком серьезно и много завязано не только для меня, но и для других людей.

При этих словах у Марики падает сердце. Ну да, она так и знала, что ее пылкие братцы не смогут остаться в стороне от знаменитого Re?sistance, Сопротивления, к которому призывает французов генерал де Голль с того самого момента, как Петен отдал Францию бошам. И, конечно, наивно думать, что своего Re?sistance нет в Германии.

Ники в Париже, Алекс — в концлагере под Дрезденом… Кто еще? Наверное, таких людей много. Есть они и в Берлине, но Марике никого из них не узнать.

А что, если она уже знает одного из них? Что, если это Торнберг?

Вполне логичное умозаключение.

Знает ли Алекс Торнберга? Спросить? Может быть, но только немного погодя, а пока надо вот что сделать — показать ему записку. Марика о ней совершенно забыла, а между тем — чем черт не шутит! — может быть, и она косвенным образом предназначалась Алексу, как пресловутые ленты?

Хотя нет, Торнберг не мог предположить, что Марика в каком-то безумном порыве вдруг решится — и вытащит его шифрованную записку из мертвой руки Вернера.

Или мог?

Ладно, об этом потом.

— Слушай, Алекс, — говорит она миролюбиво. — Услуга за услугу. Я забуду про ленты, а ты помоги мне прочитать одну записку.

И она достает из кармана плаща злосчастный листок.

Ну, если она ожидала, что Алекс подпрыгнет на месте и вопьется взглядом в текст, то этого не случилось. Алекс смотрит с любопытством — но не более того.

— Ух ты, какой замечательный ребус! — восклицает наконец он. — Ты его где взяла?

— Ребус?

— А что, ты думаешь, это пиктограмма? — озадачивается Алекс. — Нет, здесь ведь имеют место быть не только рисунки, но и буквы. Однозначно аналфабетное, то есть не буквенное, письмо, но о конкретике можно спорить…

Нет уж, о конкретике как раз лучше не спорить!

— Так где ты взяла эту шифрованную записку? — находит наконец подходящий термин профессионал. — Да, так будет правильнее назвать сей «ребус».

Подумаешь, Марика и без всякого профессионализма называла эту штуку именно так!

— Где взяла? У одного человека, — уклончиво говорит она.

— Он профессиональный криптолог?

Марике трудно ответить на вопрос кузена. По многим причинам.

— Потом расскажу, — снова уклоняется от ответа Марика. — Ты сможешь разгадать этот «ребус»? Тут, кажется, изображены руны?

— Да, целых три, — кивает Алекс. — Вообще-то это руны победы, но…

— Руны победы? — перебивает Марика.

Удивительно: именно о рунах победы читал ей стихи Бальдр, даже не зная, что как раз о них и идет речь на листке. Удивительно точно угадал!

Руны победы,
коль ты к ней стремишься, —
вырежи их
на меча рукояти
и дважды пометь
именем Тюра! —

неожиданно для самой себя — надо же, она запомнила с одного раза эти не слишком-то вразумительные строчки! — читает наизусть Марика и гордо косится на Алекса: выразит ли он восхищение ее образованностью? Однако Алекс, этот несостоявшийся семиолог, как старый полковой конь, услышавший звук боевой трубы, уже всецело погрузился в разгадывание «аналфабетного письма» и только небрежно кивает своей эрудированной кузине:

— Вот именно. Однако я не договорил. Если бы руны имели строго значение победы, они были бы нарисованы вот так… — Он шарит по карманам френча, ничего не находит и с досадой обращается к Марике: — У тебя есть чем писать?