Рецепт на тот свет

История и впрямь выглядела безнадежной. Герр Струве ведь не назвал больше ни одного имени — только Илиша.

— Герр Крылов, не надо огорчаться, — сказала фрау Векслер. — Жизнь проще и приятнее, чем кажется в молодости. Если Господь вам чего-то не дает, подумайте — может, это вам и не нужно? Если Господь не дает распутать эту загадочную историю с бальзамом — так, может, и незачем? Вы потратите время, деньги, душевные силы — и у вас не останется их для того, чтобы принести радость себе и своим близким. Аптекари и Лелюхин все равно не помирятся. Даже если вы узнаете правду — имейте в виду, им эта правда совершенно не нужна.

— Почему, мое сердечко? — спросил шулер.

— Потому… это же торговля, милый, и у нее свои законы. Правда в том, что рецепт куплен и кем-то из аптекарей, и покойным Лелюхиным. Если герр Крылов это докажет, они будут писать в Сенат о том, что соперник исказил драгоценный рецепт и не имеет права производить свое пойло. Разве нет?

Маликульмульк невольно улыбнулся — пожалуй, так и нужно объяснить Голицыну, чтобы понял: эта склока — бесконечна. И не тратить время… а на что ж его тогда тратить?..

Он ехал домой и думал, что в словах фрау Векслер есть какая-то правда. Она немолода, ей больше тридцати, она была замужем, похоронила мужа… судя по тому, что детей у нее нет, они умерли в младенчестве… видимо, она знает, что такое смирение перед волей Божьей. Смириться — а не сидеть в углу, надувшись, не прятаться в берлогу, не укладывать душу в постельку на долгий зимний сон; смириться и делать что-то несложное, совмещая приятное с полезным… как это по-немецки!..

По-немецки, а совершенно не по-русски. Вот в чем беда. Хотя воля Божья — она для всех.

Вот никак не начнется пьеска «Пирог». Пока Тараторка и Демьян в голове беседуют — все прекрасно, начинаешь переносить на бумагу — карандашные каракули жалки и беззвучны. Никак не прорвется на волю та речь, что широким и живым потоком неслась в «Подщипе». Как же было весело писать шутотрагедию! С каким азартом играл главного комического злодея — принца Трумфа! Роль была — как водопад Ниагара, летела, искрилась, грохотала! А Господь решил, что хватит рабу Ивану развлекаться, отнял эти потоки… и что — смирение? Что — смирение?.. Чему оно учит, к чему готовит? Учит не гоняться за славой? Какая уж там слава — повеселил их сиятельства со всей честной компанией, и будет с тебя! Как разгадать Божий замысел о себе?

Фрау Векслер, желая успокоить, разбередила душу. Маликульмульк вошел в свою комнатку и увидел на столе тарелку, покрытую салфеткой. Хозяйка пекла пироги с капустой, принесла самые удачные, ровненькие, с румяными блестящими боками. Это она хорошо придумала…

Маликульмульк раздевался быстро и сердито, оборвал две пуговицы. Жаркая комнатка — вот идеальная берлога! Здесь не нужно ничего лишнего. Все, все — на пол! И — пирог в зубы! Челюсти заняты, язык занят, нажеванная каша соскальзывает в желудок, брюхо опять наполняется тяжестью, брюху хорошо! Можно пройтись босиком, можно встать у окна, глядеть поверх занавесок на пустую улицу, можно увидеть начало эспланады, также пустое. Мир бел и ровен, мир пуст. И обретается в полной гармонии с головой сочинителя. Что за дивное время для тех, кто утратил свой дар, — зима!

Но голова не может долго пребывать пустой. В голове заводятся, как таракашки, мысли — откуда-то приходят по щелям, располагаются, и не прогонишь — мысли-то дельные. Нужно с утра послать человека на Клюверсхольм к Егорию Лелюхину — может, что-то стало известно про Анну?

Вот тоже особа, неспособная смириться! Сестра по духу!..

Нужно также утром надеть чистую рубашку. Иначе ее сиятельство наверняка устроит нагоняй — велела бы принести одну из старых, но выстиранных и отутюженных рубашек князя, но они не сойдутся на груди и на брюхе — не сойдутся по меньшей мере на пол-аршина. Нужно также с самого утра зайти в девичью — на сюртуке опять пятно. А после обеда у священника, после посещения школы — заехать сперва к Дивову, уговориться окончательно. Придется записать…

Маликульмульк завертелся в потемках — где-то на столе был карандаш, где-то лежала стопка бумаги, все куда-то пропало. Брюхо подало голос.

— Какой дурак заедает горячий шоколад капустными пирогами? — спросило брюхо.

— Цыц! — ответил Косолапый Жанно.

Потом он повалился на кровать и сказал себе, что это и есть блаженство — единение чересчур разумного человека с матушкой-натурой, а прочее — от лукавого.

И заснул.

Глава четвертая Спасти Лелюхина

События развивались именно так, как были задуманы, и в третьем часу дня Маликульмульк оказался в Цитадели. Он полагал, что четверти часа хватит на то, чтобы объявить бригадиру Дивову решение ее сиятельства и дойти до Рижского замка. С утра он успел немного поработать, теперь следовало убедиться, что подчиненные выполнили все задания.

Сторожа знали его и впустили без рассуждений.