— Да, очень! Он все время делает мне маленькие подарки, смешит меня, как будто он мой поклонник. Он чудный, милый! Жаль, что он никуда не выезжает… — Тут Софи нахмурилась и стала деловито поправлять загнувшееся кружево на рукаве, заодно выровняла медальон — чтобы лежал ровно посреди декольте. — Но скоро мы станем соседями — он велел купить землю рядом со своим домом, там осенью выкопали большой погреб… Мы с сестрой раньше жили так скучно, нас никуда не выпускали, а теперь раз или два в неделю — настоящий прием, все собираются, обязательно приглашают какого-то удивительного гостя. На сей раз — вас, герр Крылов. Вы ведь будете бывать у нас?
— Буду, фрау Софи.
Происходило что-то странное — эта говорливая Софи колдовским образом плела паутинку, закрепит ниточку на себе, на своих розовых губах — и перекинет на суконное плечо Маликульмулька, потом опять к себе — к медальончику на груди, к золотому сердечку с портретом покойного мужа, вероятно, и опять — к Маликульмульку, к его пересохшим вдруг губам. Возникала ткань, прозрачное кружевце возникало, а ласковый голос продолжал плести и протянул сквозь узоры такую ниточку: мне понравился Паррот, скрывать не стану, но мне бы очень хотелось видеть и вас, герр Крылов, вы мне очень симпатичны. К тому же Паррот приедет и уедет, а вы можете приходить к нам каждую неделю…
— Вы дедушке понравились. Он любит новых людей, любит светское общество, а вы ведь сочинитель?
— Да, фрау Софи.
— Вы пишете по-русски?
— Да, фрау Софи.
Маликульмульк не понимал, как вышло, что власть взял в свои толстые ручищи Косолапый Жанно, а ведь эта скотина только о еде способна толковать, и главным образом — с поваром Трофимом.
Философ спрятался — он не знал, как себя вести со странной фрау Софи, вдовой — и в то же время игривым шестилетним младенцем, у которого на устах одни вопросы, а в голове — уверенность, что все старшие должны охотно отвечать, любить и баловать прелестное дитя. Звонкий голосок был сильнейшим средством — разве можно в чем-то отказать такому детскому голоску, похожему на птичий щебет? Таких женщин Маликульмульк раньше не видел.
— Вам здесь понравится. Дедушка сказал — такого человека, как герр Крылов, нужно сделать нашим другом. Вы ведь станете нашим другом? Поднять переполох в полиции и добиться своего не всякий сможет. Вы с ним поговорите, он объяснит вам эту ужасную историю.
— Да, фрау Софи.
Косолапый Жанно — и тот забеспокоился, осознав свою тупость. Вставший на задние лапы медведь вел бы себя галантнее.
— Тут все дело — в рецепте бальзама Кунце. Вы ведь знаете, что это за бальзам?
— Да, фрау Софи.
— Я тоже его пью, если простужусь. Мы его и детям даем — совсем немного, в горячий чай. Он заодно помогает пищеварению, если у детей плохой аппетит. Вы слыхали эту историю с бродячим торговцем и чудесным бальзамом?
— Да, фрау Софи.
Она были очень благовоспитанным младенцем — делала вид, будто перед ней — не медведь, лишенный человеческой речи, а приятный собеседник. Она улыбалась, как будто выслушивала тонкие комплименты, до того тонкие, что лишь улыбкой и можно ответить. Или же прекрасно знала, что такая внезапная тупость и растерянность — на самом деле лучший комплимент, какого может пожелать женщина?
— Пройдемте туда, — попросила она и отвела Маликульмулька в уголок, где стоял небольшой диван. Этот закуток был отгорожен от прочей гостиной большой медной жардиньеркой с комнатными цветами. Софи села первая, очень заботясь, чтобы голубое платьице не помялось, и аккуратно разложив подол, обтянув им коленки. Но для Маликульмулька осталось менее аршина, чтобы уместиться, и он проявил величайшую осторожность. Он знал, что Косолапый Жанно достаточно тяжел и может опрокинуть легкий диванчик. Но обошлось.
— Я попросила дедушку — он мне рассказал, что там произошло, — продолжала Софи. — А ему рассказал бедный Илиш… Когда Кунце пришел в Ригу, он пытался всем продать свой рецепт… нет, не так, он со всеми купцами по очереди пробовал договориться, чтобы у него взяли рецепт, делали бальзам, а ему платили каждый месяц небольшую сумму. Сперва никто не согласился, а потом один из наших аптекарей все-таки договорился с ним. Но у себя в аптеке он торговать не мог — он только делал бальзам, а продавал Кунце. Илиш знал, кто этот аптекарь, но никому не говорил. Только дедушке однажды объяснил, откуда берется в Риге бальзам Кунце и почему его можно спокойно покупать — его ведь делал опытный аптекарь, а не сам Кунце.
— О мой Бог… — пробормотал Маликульмульк. Это была уже непонятно какая по счету версия интриги вокруг рецепта бальзама. — Вы продолжайте, фрау Софи, продолжайте…
— А мне показалось, что вам это не очень любопытно… — сказала она так, как говорят молодые женщины, желающие, чтобы их долго и красиво уговаривали.
— Очень любопытно! Особенно… — И тут он замолчал, не умея выразить простую, в общем-то, мысль: особенно когда рассказывает такая удивительная красавица с медовыми, отражающими свечные огоньки, локонами.