Глава шестая
Мневая уха
— Еще немного — и я сам вызову солдат, чтобы отвезли нас с тобой в смирительный дом, — сказал Голицын. — Пока мы вконец не ополоумели. Всяк врет свое!
— Видау, разумеется, на стороне аптекарей, иначе и быть не может, — отвечал Маликульмульк. — Но странно, что Илиш отравлен из-за событий сорокалетней давности. Кому они теперь любопытны? Другое — русские купцы дружбы с немцами не водят, так кого же подослал Лелюхин с отравой? Кто этот человек, которого Илиш хотел угостить кофеем?
— Верно! — согласился князь. — Нужно разобраться с тем осведомителем на Клюверсхольме. Сдается, он эту кашу и заварил. Магистрату выгодно иметь такой козырь против русских купцов, как отравление Илиша.
— Но вряд ли магистрат задумал это отравление только для того, чтобы погубить Лелюхина…
— С них станется! Статочно, все сие задумано, чтобы погубить меня. Ведь дело об отравлении может дойти до столицы.
— Мало ли дел о преступлениях может дойти до столицы? — резонно спросил Маликульмульк. — Каждую неделю что-то случается.
— Мы не знаем, каким будет их следующий ход.
Князь был отменным шахматистом, Маликульмульк ему всегда проигрывал, и слова о следующем ходе показались очень разумными — ратсманы и впрямь могли затеять многоходовую задачку, с выстраиванием пешек не хуже, чем в знаменитой книжке Филидора.
— Я сегодня вечером поищу человека, которого послал на Клюверсхольм, — сказал он. — Может, он уже что-то разведал.
— Мерзкая история… — проворчал князь. — Хоть выписывай сыщиков из столицы.
— Это было бы лучше всего…
В аптеку Слона Маликульмульк попал, когда уже совсем стемнело.
— Есть новости? — спросил Давид Иероним. Он стоял за прилавком, а герр Струве сидел в кресле, предназначенном для любимых покупателей, и Маликульмульк прервал какую-то их веселую беседу.
— Увы, хороших новостей нет. Полицейские уверены, что отравителя прислал Лелюхин, но это невозможно.
— Изготовить отраву на его фабрике вполне возможно, — возразил Давид Иероним. — Не так уж это глупо.
— Изготовить отраву можно в любой из рижских аптек. Но я по другому делу. Не оставлено ли тут для меня записки?
— Приходил какой-то странный человек, русский, — немного смущаясь, начал Давид Иероним. — Спросил меня по-немецки, а потом заговорил на каком-то вавилонском языке.
— То есть как?
— Он говорит мне «пожалуйста, писать», потом три слова по-русски, потом по-немецки «Вы понимаете?», потом опять по-русски, потом вдруг по-латышски, потом — «герр Крылов», потом «девица ходить». Я уж думал — послал Бог сумасшедшего! К какой девице собрался ходить герр Крылов? Этот человек — посредник в вашем сватовстве?!
Гриндель говорил серьезно и даже удачно передавал ужас, но Маликульмульк видел — химик готов рассмеяться.
— Да, любезный друг, да. Только не «девица», а «девицы». Вы же знаете, сколько таких особ сбежалось в Московский форштадт. Вот и зазывают в гости. Не угодно ли?
Маликульмульк, приглашая, тоже был безмерно серьезен. Только не выдержал — сопроводил приглашение поклоном и совершенно лакейским жестом: извольте следовать вон туда.
И тут все трое расхохотались.
— Я буду на вас жаловаться, молодые люди, нельзя так смешить старого человека, — сказал герр Струве. — Между прочим, я первый увидел этого человека. У него глаза безумца.
— Да, это именно так, — подтвердил Маликульмульк, вспомнив круглую физиономию сбитенщика. — Но он утверждал, что знает немецкий язык и может писать.
— Вы мало имели дела со здешними русскими. Многие отдают детей в немецкие школы, это правда. Но тем, кто учит язык на улицах и на рынке, только кажется, что они его знают. Много ли слов нужно, чтобы сторговать полпуда масла или сапоги? У них это получается — вот им и кажется, будто в немецком языке других слов вовсе нет, — объяснил герр Струве. — Думаете, ко мне первый такой покупатель приходит? У меня для них даже картинка лежит…
И, к большому удивлению Маликульмулька, старик достал из-под прилавка большую гравюру с изображением Адама и Евы.
— Спрашиваю: здесь болит, здесь, здесь? И они кое-как объясняют. Чтобы продать растирание для поясницы, этого бывает довольно. Хотя у них есть какие-то женщины-знахарки, но и сюда они наведываются. Возможно, из любопытства.
Стало ясно, что не миновать похода в Московский форштадт.
Орман довез до Смоленской и даже помог найти дом, где жил с семьей сбитенщик Демьян Пугач. Этот дом был поставлен на здешний лад — не в глубине двора, а фасадом к улице. Маликульмульк взошел на крыльцо, постучал. Отозвались не сразу. Он треснул в дверь кулаком основательно. Женский голос по-русски призвал не безобразничать. Наконец дверь отворилась.
— Кто это колотится? — полюбопытствовал сердитый Демьян. — А вот я его, чем под руку подвернется!
— Сам же велел искать тебя на Смоленской — и сам же в дом не пускаешь, — отвечал Маликульмульк. — Что, не признал?
— Господин Крылов?! Да что ж ваша милость торчит тут, как хрен на насесте?! Пожалуйте в дом!