Рецепт на тот свет

— Значит, говоришь, только эта прелестница с тобой об отравлении говорила? А старая развалина Видау чушь несла и блаженство свое в семейном кругу показывала? — уточнила сообразительная княгиня. — Ну, помяни мое слово, хотели тебе подсунуть вранье.

— Сам знаю. Да только вранье в верные сведения укутано — никак его оттоль не выпутаю.

— Вместе выпутаем. Гляди сам — если им, этим ратсманам, удастся Лелюхина утопить, кому достанется бальзамная фабрика? Ведь лелюхинское семейство с перепугу от нее начнет избавляться. Ну? Не понял? Ее через подставное лицо приобретет кто-то из аптекарей. И будет потихоньку там изготовлять проклятый бальзам!

— Долго сие не продлится, дело раскроется, — возразил Маликульмульк. — Свои же собратья на него донесут, что им торговлю перебивает. Я думаю, фабрику кто-то хочет приобрести за гроши и уничтожить, чтобы бальзам делали только аптекари.

— Князь, помнишь, говорит, что пятнадцать тысяч бутылок в год за море уезжают? Стало быть, у Лелюхина контракты со шведскими или датскими купцами. Зачем же такое дело губить? Иван Андреич, помяни мое слово — кто-то один из аптекарей эту кашу заварил. Ах, отчего я не мужчина! Я сама бы приударила за этой фрау Софи и докопалась до правды!

Дамы рассмеялись.

— И ничего тут смешного нет! На маскарадах я часто мужское платье надевала! Ох, Иван Андреич, какие у нас тогда были прелестные интриги…

— Может, подослать к фрау Софи полковника Брискорна? — спросила ехидная Аграфена Петровна. — Сей кавалер ни у кого отказу не знает, всякую покорит!

Намек был отнюдь не тонкий, а толщиной с Маликульмульково брюхо — Екатерина Николаевна покраснела.

— Нет, Брискорн хорош, мил, да прост, а тут хитрость надобна. Твою фрау, Иван Андреич, научили, что до твоего сведения донести, и нарочно всю эту хитрую речь прелестнице доверили — ты человек молодой, будешь глядеть на губки и ручки, с ними всякую ахинею проглотишь. Вот и проглотил по меньшей мере две трети ахинеи. Но вот что — попробуй-ка за фрау Софи поухаживать. Ничего вызнать не пытайся — а делай вид, будто проглотил приманку. Вызови фрау на прогулку — я тебе велю наши большие сани заложить. Этот Видау хитер — да он при дворе не живал. Вот поглядишь — он начнет тебя в свои соглядатаи вербовать. Решит, что прелестница тебя последнего умишка лишила, и заговорит о деле. Эй, Фроська, Глашка! Живо ко мне с мерной лентой! Девки тебе за ночь пару новых рубах сошьют из лучшего полотна. Будешь блистать!

Маликульмульк ужаснулся.

Быть кавалером фрау Софи он не желал. Вот если бы предстояло то же самое, да только в мужском обществе, он бы не отказался. Карточная игра приучила его скрывать чувства и целыми ночами просиживать с невозмутимой рожей — словно бы голова понятия не имела, что творят руки с этими разноцветными картонными кусочками.

— А его сиятельство? — спросил он.

— А его сиятельство посмеется — да и прикажет то же самое! Ступай, девки мерку снимут. Да где ж Маша?

— К обеду обещалась быть, — отвечал Маликульмульк. — Поповна с младшим поповичем ее до ворот доведут. Ваше сиятельство…

— И помыслить не моги мне перечить! Ты меня знаешь!

— Знаю, ваше сиятельство.

Пришлось идти с Фроськой и Глашкой в гардеробную, снимать сюртук, поднимать и опускать руки, а смешливые девки, видя, что жертва дуется, совсем ей голову заморочили — под конец Маликульмульку стало казаться, что его обратили в ветряную мельницу.

Когда он вышел к княгине, она повела его в кабинет.

— Садись, пиши, я диктовать буду.

Бумага оказалась дорогая, с золотым обрезом.

— Это что же? — удивился Маликульмульк.

— Я сейчас пошлю Гришку в цветочную лавку. Ему там соберут самую дорогую корзину, вставят твою записочку, и он это доставит в дом Видау. Пусть видят, что пескарь попался на крючок!

— Ваше сиятельство! — взмолился Маликульмульк, но княгиня была неумолима и сочинила по-русски галантное послание такой сложности, что Маликульмульк взмок, переводя его на немецкий. Когда Гришку отправили в лавку, он запросился в канцелярию и был отпущен с большой неохотой — Варвара Васильевна разыгралась, а норов у нее был пылкий, поди угомони.

В канцелярии были разброд и шатание: князь уехал, начальника забрала к себе княгиня, можно вздохнуть с облегчением, Канцеляристы полагали, что господин Крылов пробудет с княгиней до обеда и вместе с ней же пообедает, потому и не постеснялись достать карты. Маликульмульк обнаружил, что на его же собственном расчищенном от бумаг столе идет игра в «три листка» и пришел в восторг — хоть что-то приятное! Он так давно не брал в руки карты, что, мало беспокоясь о своей репутации, тут же предложил сыграть в юрдон по копейке, благо тут допускалось любое количество игроков. Игра нравилась ему тем, что начиналась-то с копеечной ставки, но потом каждый игрок, мня себя великим стратегом, увеличивал ставку сообразно своему азарту или своей глупости. Наконец те, кто поосторожнее, выходили из игры и начинался поединок двух отчаянных игроков, он-то Маликульмульку и нравился более всего.