Рецепт наслаждения

– Я что-то не помню, рассказывал ли я вам об одном из заброшенных мною проектов, Лаура. Это было еще до того, как я пришел к осознанию того, о чем мы говорили а Норфолке: что незавершенная работа превосходит оконченную (потому что, боже мой, она более неоднозначная, более исполнена тонких аллюзий, в большей степени звучит в унисон с фактурой переживаний этого столетия), откуда следует логическое заключение, что нереализованная, или еще лучше – даже неначатая работа в свою очередь превосходят любой шедевр. «Я создан вновь – из пустоты, тьмы, смерти и небытия». Это опять Джон Донн, который, что уж греха таить, не последовал собственному совету, что так часто случается с художниками. Я задумал роман, который начинался бы в самой непримечательной манере: обычное нудное описание места действия и действующих лиц. Но постепенно индивидуальные характеристики персонажей начнут плавно смещаться и терять ясность очертаний, и то же самое будет происходить с декорациями. Персонаж, начинавшийся как честный дворецкий, мучимый тайными ночными страхами станет постепенно превращаться в старшего сына владельца поместья – с короткими бачками, гордящегося своей коллекцией гавайских рубашек и тем, как он однажды загнал свой «Ягуар» в бассейн. Что, кстати, вызвало следующее замечание у его отца когда тот узнал о происшедшем: «Бедное животное утонуло?» Эпизодическое описание деревенского праздника, с ежегодными конкурсами на лучший костюм и самое большое зеркало и борьбой за внимание викария, плавно перейдет в финские празднества по поводу самого длинного дня в году, когда детям разрешается не спать до утра, а обескураженные совы летают в несгущающихся сумерках, а затем снова неуловимо изменится, став уже импровизированным уличным праздником в английском приморском городке. Однако беспрецедентное выпадение густого и нетающего снега превращает всю сцену в картину художника-голландца, и горожане бродят среди пальм и заваленных снегом автомобилей на внезапно опустевших и притихших улицах, где нет машин. Характеристики персонажей тоже будут меняться: деревенский доктор, усталый, почтенный человек, уже сомневающийся в том, что некогда считал гуманнейшей в мире профессией, старающийся закрыть глаза на то, что действительно лежит в основе ее а в результате – сомневающийся в собственном призвании: персонаж, описываемый без прикрас, реалистично, проницательно, глубоко, со всеми его душевными переживаниями, постепенно изменится. Он станет упрямым, ходульным и карикатурным персонажем, известным по тысячам рассказов о примерах «мужской менопаузы» т. е. беспокойства и разочарования, охватывающих человека посреди карьеры. Одновременно с этим его собственные реакции огрубеют, начнут становиться все более и более шаблонными, его разговоры превратятся в серию фальшивых и напыщенных речей, поучений, острот и недвусмысленностей, а его практика одновременно с этим таинственным образом переместится из Суффолка в старую часть Кардифа. В то же время деревенский молочник, самый обычный дамский угодник, постепенно, после случайного прочтения статьи в порнографическом журнале, заинтересуется тантрическими сексуальными техниками, а через это страстно увлечется и всеми аспектами восточной мудрости. Постепенно погружаясь в изучение собственно буддизма, он будет все глубже интересоваться магическими практиками Тибета, и в то же время его хронометрически точные и усердные труды по доставке молока войдут в пословицу. И так далее. Один только стиль изложения будет оставаться последовательным, сильным и убедительным; и его постоянство будет лежать в основе хаоса и безграничной изменчивости всех остальных аспектов повествования – хотя будет уже непонятно, является лимоя книга повествованием, если основополагающие механизмы поступательного движения вперед, принципы неожиданности и развития будут в целом забыты. Беззаботное поначалу повествование, создающее комически-противоречивое впечатление, столь искусно поддерживаемое в начале, станет приобретать все большую интенсивность. Постепенно определенность сюжета и персонажей начнет разрушаться, все ориентиры растворятся во тьме, общее впечатление будет становиться все более мучительным, подводные течения эмоций и страхов будут казаться все более неотступными и в то же время – менее ясными. Читатель, в смятении, не в силах понять, что происходит с историей и с ним самим, но и не в силах оторваться от чтения, окажется свидетелем полного смешения персонажей, перетекания их друг в друга, гибели самой идеи сюжета, структуры, движения, его самого. Так что когда он в конце концов отложит книгу, то сможет осознать только то, что стал главным действующим лицом в глубоком и тяжелом сне, единственной целью которого было вселить в него неисцелимую тревогу.