Прошло немного времени, и, совсем расквасившись, шмыгая мокрым от слез носом, положив голову на мою грудь, она просила остаться навсегда. И я остался. На целых два дня. На третий день, прощаясь со мной, она благодарила сквозь слезы за эти два дня. Так благодарит наказанный ребенок, который не верит, что его простили.
Ты ведь еще придешь? — зная, что нет, спросила она.
Конечно, приду, — зная, что нет, ответил я.
"Нельзя, — говорил я себе, — нельзя слишком расслабляться. Ибо высшая мягкость порождает жесткость, от которой страдают окружающие". Мне хотелось развернуться и снова нырнуть в белую постель. Ну, а что потом? И, махнув рукой, я простился с ней, превратившись снова в бывшего компрессорщика без компрессора и видов на будущее.
Вот она, остановка. Зеленая трава и оставшееся под лавкой одно большое красное яблоко.
ГЛАВА 10
Вот и случилось то, чего очень хотелось и чего нельзя было делать. Я зажил семейной жизнью, все отдаляясь и отдаляясь от Учителя, от Общины и мастерства. Моя мама торжественно вручила нам ключи от старой бабушкиной квартиры. Родители жены (женой она должна была стать официально в семнадцать лет, но любовь победила все), родители жены подбросили несколько стульев, немного постельного белья, чего-то там еще, и мы дружно зажили.
После сумасшедших ночей — бессонных, в которых присутствовали и Школа, и любовь, — сонная, заинтересовавшаяся моими знаниями, любимая жена убегала в свою школу изучать премудрости девятого класса. Школьница и жена. Просто женой ей не дали стать. Тогда так было нельзя. Гордая, счастливая и уставшая — но жена!
Все-таки как тяжело вспоминать то, что было более чем семнадцать лет назад. Я диктую, а моя вечная жена пишет и делает вид, что совсем не плачет. Это, наверное, просто сдуревший весенний комар залетел ей в глаз.
Не плачь, если можешь. Ведь ты, наверное, единственная птица, которую я изранил больше всех. Но пойми и прости, тогда я вообще не мог без тебя. Кто бы слушал меня ночами, если бы не ты? Ты слушала, совершенно не понимая, кивала в знак согласия, потом засыпала на задней парте в своем ненавистном классе, и все равно получала пятерки. И кто бы в семнадцать лет пошел работать, спасая меня. Но тебе сейчас шестнадцать, и об этом потом. Ты пишешь, хочешь заплакать. Плачь, если нужно. Почему бы тебе не заплакать, тем более что эту книгу я посвятил тебе.
Вот так мы и жили. Пока еще не работали — ни я, ни жена, — но потихонечку и благодаря дедушке с его густой кровью могли как-то перебиться. Ему стало стыдно, и он присылал к нам людей со своими надоевшими болячками. Двое необыкновенно любящих друг друга, чтобы не сдохнуть с голоду, в один день принимали кучу людей и поэтому не сдохли. Но иногда среди больных попадались умные люди, которые оставляли деньги.
Спасибо, Учитель, опять благодарю тебя Нищета — что самый лучший Учитель и Мастер Ты сделал все, чтобы я стал нищим Какое это счастье!
Мы пережили зиму и весну, хлебая вдвоем благословенный зеленый чай, и были просто счастливы. Это добрый год в моей жизни Год А не слишком ли много А вдруг мало? Целый год Тогда я забыл о равновесии в природе Но счастливый год взорвался, как испорченная граната в руках, сразу после лета Как обычно, неожиданно и наповал.
Ох, община, ты действительно опасна.
Все началось примерно так Договорившись с одним счастливо излеченным, мы впихнули в багажник его машины рюкзак и палатку На заднее сиденье — мешок крупы, овощи, и поехали, не зная куда Примерно туда, где крутили мне руки своими лапками незабываемые лягушата Мы решили пожить диким образом. Разбили палатку недалеко от знаменитого лагеря Университета. Жена Таня весело варила кашу, совершенно не подозревая о дальнейшем.
Прожив на природе дней пять, дружно решили, что нужно пойти в ближайшее село за восемь километров и купить на последние деньги бутылку водки и буханку хлеба. Вот что-что, но бутылку водки мы купили, конечно же. И, не отходя от сельского гастронома, прикончили ее, сидя в зеленой высокой траве. Поставив пустую тару возле дороги, обнявшись, потопали к своей палатке.
Меня внезапно оторвал от жены и полез целоваться такой же пьяный, но совсем незнакомый Я напрягал свою память изо всех сил И вдруг. Да это же один мой дальний родственник!
"Фольксфаген" там, — торжественно объявил он, показывая пальцем на убитый "Запорожец".
Это ж надо, мой, как выяснилось, троюродный брат, мало того, что вспомнил меня, он еще, оказалось, окончил школу с золотой медалью, ДГУ с красным дипломом и стал биологом, при этом работал старшим егерем огромного лесного хозяйства.
Я устрою тебе отдых, — пообещал брат, не глядя на дорогу — Так ты не отдыхал никогда
Брат был прав Не дай Бог мне когда-нибудь так отдохнуть еще!
У нас хоть и заповедник, — пропел шатающийся брат, — сейчас возьмем твою палатку Зачем ты ее бросил? А вдруг стащат?