Рецепт страсти

Она отхлебнула крепкого отцовского кофе и весело зыркнула на него через край чашки:

— Молодой леди уже давно нет, папа.

— Ну, пожилой дамой ты еще долго не будешь, — заявила мать в ответ, понятливо улыбнувшись.

Брук взглянула в веселые мамины глаза. Та не теряла хорошего настроения даже в такие дни, как сегодняшний, когда предстояла неприятная процедура.

— Наверняка это уже не за горами. Буду я жить в доме с бесчисленными кошками, пугая соседских детей.

— Мне кажется, звучит довольно забавно, — возразила мама. — Между прочим, доченька, тебе только чуть за тридцать, и еще очень далеко до того возраста, в котором можно открывать кошачий пансион.

В других семьях наверняка на эту тему мог бы возникнуть спор, дескать, дочь уже перешагнула магический рубеж тридцатилетия, а еще не замужем и не обеспечила родителей внуками. Но Брук знала, что ей не грозят разговоры на такие темы после того, как внезапно прервались ее последние отношения. Мать была слишком чувствительной, чтобы заводить беседу с Брук о ее личной жизни, а отец вообще был не из тех, кто болтает о любовных вещах.

Она ответила со всем чувством юмора, на какое была способна:

— Кроме того, не стоит забывать, что у меня аллергия на кошек.

Мама весело прыснула. Брук от этого тоже улыбнулась, в разговор об одиноких любительницах кошек вмешался и отец.

Ангус Дэй научил дочь не только охотиться на лося. Он в молодости работал на скотобойне и вот теперь, внимательно посмотрев на свои ногти, сухо заявил:

— В «Космополитен» писали, что сорок — это по-современному тридцать, Брук. Так что, дочь, тебе совершенно не стоит беспокоиться и уж точно не стоит начинать выращивать себе кошачью армию.

От удивления Брук влила в себя остаток кофе и проглотила обжигающий напиток. Закашлявшись, она уставилась на отца — с седой шевелюрой, обветрившимся лицом, в темной одежде. Нельзя сказать, что такой человек весьма разбирается в моде и трендах или хотя бы интересуется этим в какой-то мере.

— Что?! — Девушка беспомощно помотала головой. — Откуда ты знаешь, что там пишут в «Космополитен», папа?

— Журналы выкладывают в больнице, в основном там только женские, — объяснил он, бросая взгляд побитого пса. — Чем мне еще себя занять, пока мама проходит процедуру?

— Это кроме шуток? — еще беспомощнее взглянула на отца Брук.

Тот пожал плечами:

— После того как я в сотый раз перелистал потрепанный журнал о рыбалке, мне ничего другого не оставалось, как хватать что попало. А что было делать?

— Твой папа теперь превосходно ориентируется в знаменитостях. — В голосе мамы слышались нотки иронии и гордости.

Отцу Брук словно понадобилось подтвердить фразу жены:

— При всем почтении, но я так до сих пор и не понял, чем эта семья Кардашьян так знаменита.

Брук покачала головой, на какой-то миг у нее появилось чувство, что мир перевернулся с ног на голову. Она все еще разговаривала с отцом — человеком, который наверное, даже на свою свадьбу костюм не надевал. В свитере, связанном женой, он чувствовал себя уютнее всего. Да он до недавнего времени вообще понятия не имел, кто такая Опра Уинфри! Брук не могла представить себе, что ее отец когда-нибудь дойдет до того, что станет читать женские журналы.

Она внимательно окинула взглядом родителей, словно желая убедиться, что дом не захватили пришельцы.

— Мама, а ты уверена, что рядом с нами действительно сидит папа, а не какой-нибудь до сих пор неизвестный нам его брат-близнец?

Мать заправила за ухо прядь льняных волос:

— Я знакома с этим типом с детского сада, дорогая. Если бы у него был брат-близнец, я бы об этом знала.

Брук с тяжелым вздохом опустила плечи и посмотрела матери в глаза, задержала взгляд на чудесных волосах, на которых еще не было и следа седины. Она еще с детства завидовала светлым волосам матери и часто роптала на судьбу за то, что ей достались непослушные отцовские кудри. Мама могла укладывать ровные пряди в красивейшие прически. Сколько бы времени ни тратила Брук на свои натуральные локоны, они все равно выглядели так, словно в них свила гнездо птица. Утром ли, вечером — волосы Брук всегда выглядели растрепанными. И ее работа на кухне, и соленый океанский ветер, который постоянно овевал их, не способствовали решению проблемы.

Упрямые локоны цвета шерсти дворняжки, как любовно называл этот цвет папа, наверное, были кошмаром для любого парикмахера.

— Как прошел вчера день в ресторане? — спросил в тот миг отец и отвлек Брук от мрачных мыслей.

— Очень хорошо, — уклончиво ответила дочка, потому что не хотела говорить при матери, что один взгляд в бухгалтерские бумаги перед сегодняшним приездом огорчил ее еще больше, чем мысль о волосах. — Посетителей было довольно много. Крэб-кейки расходятся, как горячие пирожки, — заявила она и с облегчением заметила довольное лицо матери.

— Хорошо, — пробормотал отец и потом великодушно произнес: — Завтра я буду уже на месте, Брук. Тогда смогу обо всем позаботиться.

Брук заскрипела зубами и промолчала.