В конце августа 2010 г. египтянам стало известно, что из-за беспрецедентной засухи в России в страну не поступят законтрактованные 540 тыс. т сравнительно дешевой российской пшеницы. Россия ежегодно удовлетворяла примерно треть потребностей египтян в этом важнейшем виде зерновых. К голоду в Египте российское эмбарго не привело. Правительство закупило выпадающие объемы во Франции и США, к тому же в стране еще оставались переходящие запасы в 3 млн. т (достаточно, чтобы обеспечивать потребности в течение 4–5 месяцев). Но нагнетание истерии в СМИ взвинтило и без того растущие цены на хлеб. В результате к январю 2011 г. магазины, в которых небогатые египтяне покупали основные продукты питания по дотируемым государством ценам, стали напоминать советские прилавки времен угара горбачевской перестройки.
Недовольство широких слоев населения росло и проявлялось в групповых акциях. С октября по декабрь 2010 г. выступления недовольных проходили почти еженедельно в разных городах. Оппозиция пыталась перевести их в плоскость недовольства подтасовкой результатов парламентских выборов, но это у нее не получилось. Кое-где произошли стычки между мусульманами и коптами. Но везде, даже в случае межконфессиональных столкновений, как правило, в основе оказывается недовольство материальным положением, прежде всего ростом цен, а не удушением свобод. Выступления спонтанны, разрозненны, а количество участников невелико. Разобщенная и маловлиятельная в глубинах общества оппозиция не в силах (по украинскому «оранжевому» сценарию) вывести массы против правительства. Активность же пользующихся влиянием «Братьев-мусульман» находится под жестким контролем спецслужб правительства, да и авторам типовых проектов такой оборот цветной революции не нужен.
Вот тогда-то, в декабре 2010 г., совершенно неожиданно и приключилась трагическая история в городке Сиди-Бузид, вылившаяся в «жасминовую» революцию в Тунисе, и не в простую, а в такую, в ходе которой впервые новые организационные и управленческие технологии были отработаны до такой степени, что привели к падению достаточно современного, «продвинутого» и либерального (по меркам арабского региона) режима.
В чем же заключается новизна технологий и почему так затрепетали пред ней тираны мира? Хотя в ходе тунисских и египетских (а до этого иранских, молдавских и белорусских) событий было отработано множество конкретных приемов, самые главные инновации касались:
1) Сетевых методов управления внутренним конфликтом низкой интенсивности;
2) «Безлидерного» организованного руководства протестами;
3) Отработки информационно-психологических методов создания и донесения для объекта обработки виртуальной картины происходящего, которая при желании может быть прямо противоположной реальной.
Эти методы начали отрабатывать еще в ходе первой иракской и балканских войн; а к моменту грузинской агрессии в Южной Осетии в августе 2008 г. виртуозность их использования достигла высочайшего уровня. Особенностью и качественно новым уровнем в использовании этих методик в ходе арабских революций стало их применение не только для «внешнего потребления» (создания нужного восприятия происходящего международным сообществом), но и для информационной обработки сознания «внутреннего потребителя» (то есть граждан самой страны конфликта) до такой степени, что он начинает верить вкладываемой в него виртуальной картинке больше, чем тому, что он видит вокруг себя.
О роли сетевых технологий в арабских революциях написано уже довольно много, и мы не видим смысла воспроизводить уже известные факты. Ограничимся указанием на то, что успех их применения именно в ходе «арабской весны» превратил их едва ли не в главный инструмент антиправительственной мобилизации масс во всем мире. При этом речь идет не только об их использовании в целях продвижения демократии, но и для организации антиобщественных действий – беспорядков и погромов, как это было в Великобритании в августе 2011 г. По ходу заметим также, что реакция властей этой страны на несанкционированный «перехват» смутьянами технических и организационных методов борьбы за демократию в Азии и Африке была очень жесткой. За попытку «организовать и оркестрировать» через все тот же