Рецепты сотворения мира

Эту подачу юный воздухоплаватель тоже пропускает. Что-то несет об архитектурном институте, куда он вернется после армии, окончит с красным дипломом, распределится на Украину, будет строить дома в Киеве, Одессе, Полтаве. Галя вздыхает – какой зеленый!

Они плутают в ненавистном лабиринте невинности, по расходящимся тропкам наводящих вопросов, которые уводят в самую чащу девственного леса, где все дозволено. Однако зануда и там заливается соловьем, излагая свою биографию так подробно, как будто ему не девятнадцать, а девяносто. После войны он переменится, будет скупо дозировать воспоминания, и Галя еще пожалеет о неповторимости той ночи, когда она злилась, чувствуя, как бездарно уходит время. Интуиция девушки работает лучше советского Информбюро и подсказывает, что на свидании в августе тридцать девятого нельзя терять ни минуты. Топнув ногой, Галя прерывает пустую беседу:

– Вы что? Не понимаете?!

– Я знаю, что сказать, но у меня нет слов, – лепечет Дима.

– Тогда я тебя укушу, противный мальчишка!

И сразу все стало хорошо. Она его укусила. Он поцеловал ее в порядке самозащиты.

2

Это случилось в тот самый вечер, когда по коридорам Кремля, по кулуарам власти, два молодцеватых сотрудника несли два экземпляра секретного документа в двух папках, зажатых под мышкой… Вот тут я начинаю сомневаться. У них что, была одна подмышка на двоих? Нонсенс. Не брали на работу в правительство сиамских близнецов. С некоторых пор туда неохотно брали даже евреев. В любом случае «под мышками» звучит комично, да? Такой документ! Конец Европы – и «под мышками».

Лучше избежать анатомических подробностей. Скажем просто: «несли». Два подтянутых орла несемитской внешности несли на подпись товарищу Молотову и его коллеге Риббентропу будущее Европы… Ну вот, опять! К чему эта рифма: Европа – Риббентропа? Что за кафешантан? Стишками пусть бредят влюбленные! В Кремле занимались серьезным делом. В тот вечер Молотов и Риббентроп готовились к зачатию нового орднунга. Без любви. Мировую войну можно делать только без любви. После пакта они обменялись поцелуем, но фотографии не сохранились для истории. На лицах министров проступило такое отвращение друг к другу, что велено было изъять и уничтожить негативы.

Именно поэтому бытует мнение, что Риббентроп даже не поцеловал Молотова. Но мы-то знаем, что они сделали это по-быстрому – товарищ и господин, нацист с коммунистом, ариец и славянин, аристократ и пролетарий. Мезальянс, с какой стороны ни посмотри. Они и сами это прекрасно видели. Поэтому изображали, что ничего не было. Пытались утопить в крови свое чадо. Но ублюдки живучи. Пакт заявил о себе на весь мир. А его родители… Что сказать? Все у них пошло наперекосяк. Риббентроп отравился. Молотова сослали в Монголию. Жалкая история неудачников. Но ведь это из-за них история Гали и Димы подвисла на целых шесть лет. Буквально повисла в воздухе.

Отложенная и чуть было не похороненная среди бестолковых разлук и нелепых метаний в пространстве военного времени, история состоялась, хотя, наверное, и не в лучшем из возможных миров, поскольку началась с дизентерии. Да, вот это будет честно, по-настоящему. Именно так.

3

По-настоящему история молодой семьи начинается с дизентерии, эпидемия которой охватила Иваново победной зимой 1945 года. Зараза скрывалась в хлебе, сыром и тяжелом, про который говорили, что туда подмешивают землю взамен украденной на хлебозаводе муки. Всю войну в городе ели черный хлеб, о белом мечтали, как о луне. Думали – привыкли, но то, что появилось в магазинах победной зимой, было чернее земли и безлунной ночи.

Продавцы надевали варежки, выдавая хлеб населению. Грязь стекала из-под ножа, когда резали хлебный кирпич. Есть это было страшно – во рту оставались частицы почвы, глина, ил. Детям говорили: вымой руки с мылом, ты брал хлеб. У всех, кто прикасался к хлебу голыми руками, чернели пальцы. Таких насчитывалось все больше, особенно в инфекционной больнице. Городская молва без труда связывала причины и следствия: хлеб – черные пальцы – дизентерия. Разговоры в очередях и на кухнях скоро достигли критической массы общественного мнения с оттенком паники:

– Травят нас! Фашисты! Враги народа!

– Ночью в трамваях вывозят трупы, спускают в Уводь под лед.

– Земля у нас больная, здоровую мы бы ели – и ничего. У египтян был хлеб с песком, они ели – и ничего.

– Представляете, сколько заразы оттает весной?!

Обывательские разговоры вынудили газету «Рабочий край» откликнуться фельетоном «Ивановские негры». «Шибко умные граждане, – говорилось в фельетоне, – треплют по очередям, что от хлеба становятся черными пальцы. Им бы лучше руки помыть, этим гражданам, и подумать о том, почему африканские негры, никогда не бывавшие в Иванове, имеют черные руки и все остальное? Ответ известен – от природы. И „хлебные разговорчики“ известно, откуда берутся, их распространяют враги советской власти, чтобы запугать темное население, ивановских негров, которые в своей дремучести еще чернее настоящих африканцев».