– Это его рабочее состояние. Поверь учителю русского языка. Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…
– Писать стихи ума не надо, – сурово ответил дед, изучая плейлист. Он знал, о чем говорил. Во время Второй мировой он летал на бомбардировщике, в мирное время работал на военном заводе. – Как ты думаешь, Заппа может помочь этому несчастному? Разбитые сердца – в задницу, а? По-моему, самое то.
– Не клади в бульон слишком много сарказма, – крикнула Галя из кухни.
– Что ты предлагаешь?
– Аохомохоа!
Дима улыбнулся, словно вспомнил приятное.
– Почему бы и нет?
– Много ты в ней понимаешь, Покрышкин! Кто говорил «чтобы сблядовать, достаточно пяти минут»?
– А что, разве недостаточно? Сколько, по-твоему, нужно минут, чтобы сблядовать?
– «Сколько» – это мужской вопрос. Я им не пользуюсь.
Мне стало любопытно, я приподнял голову:
– Вы хотите сказать, что вопросы бывают мужские и женские?
– Конечно! Мужские вопросы прямые как палка. Где, сколько, что делать, кто виноват. Женские обитают в изнанке времени, в шелковой подкладке сиюминутного. И ничего не требуют, а только нежно звенят на ветвях дерева-разговора.
– Помолчи, дорогая, ты мешаешь ему слушать.
Галя рассмеялась.
– Не мешаю, а помешиваю. – Серебряным половником она плеснула на сковороду порцию теста. – Вот вам музыка, мальчики!
Тесто растеклось от центра к краям сковороды, а затем начало чернеть от краев к центру, пока не запеклось в виниловый блин с розовым пятачком лейбла. На соседней конфорке, в кастрюльке, гитарные риффы смачно булькали, наполняя комнату отвальными вибрациями.
Я слушал музыку, зарывшись носом в колючий ворс полового покрытия. Щетина ковра напоминала стриженый газон на лобке моей радости. Легкая колкость всегда присутствовала в наших отношениях. Смеясь, МР говорила, что как бы я ни старался, но лучшие оргазмы – это дело ее собственных рук. Хотелось ее переубедить, но, во-первых, слишком поздно, а главное, что-то мешало трахать ковер в присутствии бабушки и дедушки. Какая-то детская застенчивость. Тень воспоминания о том, что для них это было святое. Ровесники «великого Октября» нежно любили ковры. Зимой выносили их во двор. Вешали на турник и долго били, задыхаясь в облаке пыли, которая никогда не кончалась. По радио передавали песню: на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы. После экзекуции ковры молодели, в них было приятно уткнуться лицом.
Музыка анимирует узор на колючей поверхности. Переплетение линий обретает объем. Темный фон – глубину. Нырнув туда, оказываешься в подвале, где проходят коммуникации, трубы, приносящие воду, уносящие дерьмо. Они соединяются с котлом, нагревающим воду на вечном огне отопительной системы. Эту штуку алхимики отдали сантехникам, когда поняли, что не могут вырастить в ней гомункула. Трепетные стрелки приборов учета. Вентили, которые нужно поворачивать в определенном порядке, чтобы до краев наполнить ванну желания. Иначе ничего не получится. Если трубы засорились и не хватает жара, надо вызвать порнодемона, немецкого водопроводчика с волосами как солома. Он приходит со своим инструментом, насвистывая, продувает стояк, и все становится хорошо. Демон говорит:
– Техника – мужская сторона любви. Искусство – женская. Чтобы это понять, тебе нужно слетать на луну.
– Серьезно?
–
– Дед, это ты в таком странном облике?
–
– Он многого не знает, – говорит бабушка. – Оттого и бродит в потемках. Но мы ему поможем.
– Как?
– Поговорим об этом на Луне, милый.
Я думал, они подшучивают надо мной, как в детстве. Это было суровое время. Воспитание по доктору Споку. «Педагогическая поэма». Считалось, что жизнь не сахар. Ученые запрещали баловать детей. На детские запросы к мирозданию, начинающиеся словами «я хочу», взрослые отвечали «А я хочу на луну». Наверное, и сейчас что-то в этом духе. Мы не можем улететь из подвала. Разобьемся о потолок, как яйца.
– Не бойся, – успокаивает Галина. – Поверь, мы сделаем это! Неужели тебе хочется вечно сидеть в андеграунде?
– Интересная перспектива. Я подумаю.
– Ты только что подумал и создал еще одну никому не нужную вечность. Не будь как Федор Михайлович. Не думай – поверь.
– Я запутался. В чем разница?
– Вера ничего не создает. Всё принимает как есть. Огонь принимает любые формы. Сжигает мусор, закаляет металл.
– Огонь! – кричит Дима. – Жжем библиотеку научной фантастики.