Рецидив

Итак, я купил пачку бритвенных лезвий. Хватило бы одного, но они не продаются поштучно. Я наелся сэндвичей и шоколада. Вскрыл левое запястье. Крови пролилось немножко — порез неглубокий. Я жадно нащупал вздувшуюся вену на локтевом сгибе, но не решился перерезать.

Точнее, обмотал шею поясом от плаща и крепко затянул. Чем дольше я душил себя, тем меньше оставалось для этого сил. Тогда я начал биться головой о стену. Но разбуженный ударами сосед стал возмущаться. Я снова схватил лезвие и для вдохновения накарябал у себя на животе ту звезду.

Наконец появилась дельная мысль: лечь под шкаф, упереться и приподнять одну его сторону, положить голову под ножку и затем отпустить всю махину.

На мессе мне взгрустнулось. Ему было лет пятнадцать с небольшим: он никогда мне не нравился, но покойников все равно жалко, это повод, достойный предлог. Церковь была красива, если только церковь может быть красивой. Зрелище настолько увлекло моего блондинчика, что он забыл свой детектив на скамейке. Я толкнул его локтем. Он не соизволил ответить. Я задумался, что же я здесь делаю, раз не интересую его. Я приподнял крышку гроба и тайком сбежал со своих похорон. Никто не заметил.

Пора было уходить: у меня свидание с белокурым мальчишкой. Весь вымытый и причесанный, он волновал запахами лаванды, зубной пасты, брильянтина, наверняка мечтая, чтобы его поскорее растлили. Я не люблю чистоту, доведенную до этих ароматных крайностей. Мне пришлось бы удерживать мальчика пятнадцать часов без мытья; тогда бы его тело вновь заблагоухало тухлыми выделениями, отличающими всех миловидных и целомудренных подростков.

Досадно, что в тот день я еще не встретил его. Мы познакомились лишь позднее, и ему вовсе не хотелось, чтобы я целовал, ласкал, буравил его, ну и прочих неясностей, коими преисполнялся мой взор.

Но, хотя ребенок и присутствовал на моих похоронах, они были преждевременными: вероятно, мне так и не удалось покончить с собой. К счастью, я без малейшего труда выстрою иную версию событий.

Мальчонка у реки без единого слова позволил до себя дотронуться. Когда я пришел, он купался нагишом; затем, по взмаху руки, вышел из воды вместе со своими товарищами.

Они обступили меня, гадая, есть ли у меня бабки. Паренек пощупал мой член, и они рассмеялись, но едва я велел раздвинуть ему ягодицы, пришлось показать деньги. Слишком много не потребовалось. Они мигом оттаяли; Старший трахал меня, пока я ебал его маленького дружка.

В былые времена я коротал жизнь в столицах нищеты, где ребята достаются задешево, так как обнаружил, что крайняя бедность и исключительное богатство смягчают нравы. Мальчик-проститутка занимает привилегированное положение среди бедняков: он обладает красотой, которую продает и перепродает, отсрочивая свою кончину.

Меня могут упрекнуть в оппортунизме. Но это не помешает мне покупать на свою маленькую зарплату сказочные оргии, рискуя тем, что меня публично унизят, ограбят или обдерут. Я полагаю, что у этой откровенности есть хорошие стороны, и, смирившись с репрессиями, буду высасывать брюхо у тех, кто высасывает кости и даже лишается приятных поводов для ненависти, если рядом нет педерастов, которым они продают потоки своих чресл, а также свои мордашки, в них я узнаю собственную скорбь, ведь голодающие так похожи друг на друга, хотя некоторых и презирают больше прочих.

Ах, если б мы стали на одно лицо, подцепив у них какую-нибудь болячку! Тогда я поселился бы там, жил с ними их жизнью, и продажные тела связались бы братскими узами. Я тоже торговал бы собой или, скорее, мой инстинкт жителя Запада и христианина пробудил во мне талант сутенера, что обеспечило бы комфортное воспитание и сексуальные льготы.

Я бы устроил для себя гарем из детей, подростков и юношей, состарился там, обрюзгший и красномордый, и перецеловал столько губ, отдуплил столько жоп, принял в себя столько спермы, что превратился бы в огромного жирного будду со сморщенным хуйком, спрятавшимся под пузом. Когда же, наконец, не останется ни одного ребенка, которого я не осквернил, и ни одного мужчины, чей член не засунул в свои глубинные складки, я умру, и изо всей этой протухшей спермы на моей могиле вырастут огромные лилии, в которых приютятся лобковые вши.

Так я достигну еще на этом свете нашей главной цели: презираемый, эксплуатируемый и унижаемый по примеру других, я пройду через весь тот ад, ничтожной причиной которого был.

Он взял сдачу, пачку сигарет и вошел в зал ожидания. Никого.

Он снял защитную пленку, открыл пачку, вытащил сигарету и вставил в правый угол рта, поискал спички, нащупал коробок в левом кармане брюк, расстегнул плащ, слегка вытянул ноги, чтобы ткань отлипла от кожи, и засунул правую руку в соответствующий карман, достал какой-то предмет, снова застегнул плащ, оставив нижнюю пуговицу расстегнутой, провернул колесико зажигалки, вдохнул огонь с первой затяжкой, выдохнул дым через ноздри, экономно расходуя топливо, хоть это было незаметно на расстоянии, убрал спичечный коробок в левый карман плаща, сорвал самую нижнюю пуговицу, скрестил ноги