Рецидив

Накидываю ей на плечи свое пальто, беру только ключи от машины и телефон. Слышу, как она сопит, но не сопротивляется. С первой минуты, как увидел эту девчонку в привате, печенью чувствовал, что доведет она меня до припадка. Но меня к ней безумно тянет, вот орал, бил кулаками по столу, расписывая в самых черных тонах ее судьбу, а у самого леденело сердце от того, что все это может на самом деле с ней случиться.

— Скажи дяденьке спасибо, и пошли.

— Спасибо, — послушно говорит, оборачиваясь к Кириллу.

— Пока, дикая.

— Даже он понял, что ты дикая.

— Морозов, если ты будешь меня стебать, я никуда не поеду.

— Да не едь, — выхожу, спускаюсь по ступенькам. — Давай сразу к “Шкале”, может, подбросить? Только алмазы захвати и деньги, чтобы встреча была теплой.

Ничего не отвечает, слышу, как идет сзади, а я улыбаюсь. Я бы точно запихал ее в багажник, если бы не пошла сама.

Глава 31 Агата

Агата

На улице шел первый снег, остановилась возле всего заляпанного грязью здорового автомобиля. Подняла лицо к небу, снежники крупными хлопьями кружили в морозном воздухе, падали и тут же таяли. Ненавижу осень и зиму, всегда мерзла до костей, казалось, что никогда не согреюсь.

Сев на переднее сидение, специально открыла окно, чтоб холодный воздух помог хоть немного остыть от той горькой правды, что Морозов вылил на меня. Он прав, снова прав, чертов правильный сукин сын. Все у него расписано и разложено по полкам, здесь черное, тут белое, будто сам он идеальный и совершенный, такой универсальный солдат.

Четкий профиль, впалые щеки, небритый, уставший, но уверенно смотрит на темную дорогу, сжимает руль, костяшки сбиты. Дрался, что ли? Наверняка, просчитывает все действия и ходы на пятнадцать вперед. Но он прав, если так рассуждать, по сути, да, меня использовали, меня подставили, но ведь я сама, добровольно согласилась на все, меня никто не заставлял. И как я могла не помочь Шиловым, когда они все делали для меня и были рядом. Что это? Использование, предательство, подстава с их стороны? Морозов считает именно так, я нет. Сложно все.

— Закрой окно, простынешь.

Удивленно смотрю на Глеба, он даже не повернулся в мою сторону. Сижу в его пальто, он только в джемпере и джинсах. Это называется забота, совсем забытое мной слово, то, чего у меня не было дано. Когда последний раз мужчина говорил, чтоб я одевалась теплее или ела вовремя? Никогда. Закрываю окно. Чисто машинально опускаю руки в карманы его пальто. Нащупываю что-то узкое и длинное, достаю, смотрю на бархатную коробочку, в таких обычно дарят украшения.

— Открой, это тебя.

— Мне? — как дура, пялюсь на коробочку в своих руках.

— Тебе.

Чувствую, что смотрит на меня, а мне становится жарко. Открываю, даже в тусклом свете салона виден блеск украшения, лежащего в ней. Провожу пальцами по серебряным крыльям, по тонкой цепочке. Это некий гипноз, очень красиво, не пафосно и дорого, а именно красиво. Никогда не тащилась от украшений и не хотела их. Дарили ли мне мужчины подарки? В мои двадцать три года? Нет. Звучит странно, молодая девушка с яркой внешностью, и без подарков, но бывает и такое. Цветы, шампанское, приглашение в приват и на свидание от посетителей клуба не в счет. Все мое общение с мужчинами ограничивалось на расстоянии вытянутой руки, не будем брать в расчет Шакала и Святослава, именно он был вторым мужчиной. Сама настояла, чтоб попробовать, чтоб не чувствовать себя неполноценной, вышло плохо.

Перед глазами все расплывается, понимаю, что это слезы. Рядом с этим мужчиной со мной вечно что-то не так, то желание, то слезы, то сомнения.

— Увидел случайно, в витрине ювелирного в Мюнхене.

— Почему крылья?

— Тебе не хватает одного, пусть будут два.

— Очень красиво. Спасибо.

Слезы текут уже по щекам, я продолжаю гладить украшение, не замечаю, как машина сворачивает с дороги, даже не знаю, где мы, так и сижу, оглушенная своими эмоциями. У меня скоро наступит нервное истощение, слишком много событий, нервная система уже не справляется.

Глеб с силой сдавливает мои плечи, разворачивает к себе. Я не успеваю опомниться, как его губы уже на моих, не чувствую боли от раны на ней, только острое желание того, чтоб он не останавливался, а продолжал целовать. Тянусь сама, выпускаю коробочку из рук, притягивая его за джемпер, сжимая его пальцами.

— Думал, сдохну, как хотел этого, — хрипит в мои губы, целует жадно, уже сжимая ладонями скулы. — Нервы мне вымотала все.

— Я…

— Молчи лучше.

И снова целует, а у меня внутри все начинает гореть, нет и намека на паническую атаку и страх, есть только желание, дикое, неуправляемое. Хочу чувствовать его кожей, хочу слышать, как бьется его сердце. Хочу всего его.

Задираю джемпер, мну кожу, царапая ногтями, Глеб целует мою шею, расстегивая спортивную кофту, сжимает грудь, а живот тянет истомой. Слишком много одежды, пальто летит на пол, грудь уже голая, тяжелая от возбуждения, соски напряжены.

— Иди сюда. Не могу больше.