Ретт Батлер

Стоя за калиткой, сжимая крохотную ручку Бонни Блу в своей, Ретт Батлер погрузился в такое настроение, когда самые глубокие привязанности окрашивает грусть, а любовь по большей части состоит из утрат.

Как мальчик, которого Ретт забрал из сиротского приюта, превратился в молодого человека, стоящего перед ним?

— Добро пожаловать в мой дом, сэр. Я должен перед вами извиниться.

— Это Бонни Блу, — сказал Ретт.

— Здравствуйте, — тоненьким голоском пролепетала Бонни. — Мне четыре года. У меня был день рождения.

Тэз улыбнулся.

— День рождения — это очень весело. А ты уверена, что тебе четыре? Для четырех ты высоковата.

— Я очень высокая, — заверила его девочка. — И у меня есть пони.

— Пони! Вот это да!

Тэз повел их в сад.

Красотка со шкатулкой на коленях ждала их на круглой каменной скамье под лаймовым деревом. Бонни помчалась к крошечному прудику, где под ковром из водяных лилий мелькали золотые рыбки.

— Я подумала, нам лучше поговорить на улице, — тихо сказала Красотка. — Правда, чудесное место, Ретт?

— Сэр, я должен извиниться, — снова начал Тэз. — Я был неблагодарным идиотом. Я…

Ретт прижал палец к губам:

— Шшш…

— Сэр, я…

— Ничего страшного, Тэз, — улыбнулся Ретт, — По целом размышлении я рад, что все закончилось, — Он сжал руку Красотки, — Мы с твоей мамой… долгие годы были хранителями репутации одного человека. Человека, который мог потерять больше, чем мы. Эндрю Раванель был одним из храбрейших солдат Конфедерации. В последние минуты своей жизни он думал о тебе.

— Но…

Тэз открыл шкатулку и, не понимая, уставился на peвольвер, полковничьи эполеты, серебряные часы и сложенный листок бумаги.

Поскольку золотые рыбки не хотели показываться из-под листьев кувшинок, Бонни подбежала к взрослым и, встав на цыпочки, попыталась разглядеть, что в коробке у молодого человека. Может, и у него сегодня день рождения?

Самые уважаемые жители Эллсворта, — сказал Ретт, — подарили эти часы твоему отцу, Тэз. Вот дарственная надпись.

Тэйзвелл повертел в руке тяжелые часы.

Merde![74] Вы утверждаете, что Эндрю Раванель мой отец? Полковник Эндрю Раванель? Почему вы позволили мне думать, что я ваш незаконнорожденный сын? Отчего было не сказать правду?

Прочти записку, милый, — тихо сказала Красотка.

Тем, к кому это имеет отношение.

Я признаю Тэйзвелла Уотлинга своим сыном и завещаю ему эти вещи. Надеюсь, он разумнее распорядится своей жизнью, чем я.

Эндрю Раванель, полковник Конфедеративных Штатов Америки.

Тэз сложил записку. Вновь развернул ее и пристально поглядел.

— Тэз, — тихо сказал Ретт, — сядь, прошу тебя.

Он послушался, и мать обвила его рукой.

Ретт глубоко вздохнул:

— Ты права, Красотка, чудесный сад. Я всегда любил Новый Орлеан. Католический город, терпимый, чувственный и мудрый. Низины, где мы выросли с твоей мамой, Тэз…

Батлер запнулся и начал по-другому:

Там жизнью и смертью распоряжались плантаторы вроде моего отца, Лэнгстона Батлера. Всё и вся на плантации Броутон принадлежало хозяину. Рабы Лэнгстона, надзиратель и его дочь, лошади, жена и дочь Лэнгстона… — Ретт кашлянул, — Даже старший сын-отщепенец. Вольно обращаться хоть с крупицей имущества Лэнгстона значило шутить с самим хозяином.

Красотка вздохнула.

— Как же давно это было.

— Тэз, история, которую мы должны тебе рассказать, длинная. Найдется у тебя бокал вина?

Тэз вместе с Бонни пошли в дом, а Ретт в это время прогуливался по саду, сунув руки в карманы и тихо насвистывая.

Вернувшись с подносом, Тэз осторожно поставил его на скамью.

— Я не буду вино. Я еще слишком маленькая, — заявила Бонни и, вновь убежав к пруду, легла на краю, чтобы рыбки ее не заметили.

— Мы с мамой, — начала Красотка, — держали лечебницу в Броутоне, и я иногда приезжала в Чарльстон к аптекарю за хинином. В один прекрасный день я встретила там Эндрю. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Не смейся надо мной, Ретт. Знаешь, такое случается. Да верно уж, знаешь. В тот же день мы с Эндрю пошли гулять в парк Уайт-Пойнт, болтали без умолку и глаз не могли отвести друг от друга. Прямо пожирали друг друга глазами. Потом я на пароме вернулась в Броутон, однако не особенно удивилась, когда одна негритянка передала мне записку, что Эндрю будет ждать меня в трактире Уилсона. И начались наши встречи. Прошло не так уж много времени, как мы занялись тем, чем, по словам священников, не положено. Но я никакими угрызениями совести не мучилась, да и если бы мама узнала, она бы ничего не сказала. Ни с кем из родни или приятелей-повес Эндрю я не была знакома. А однажды утром к трактиру Уилсона подъехал Ретт Батлер — и все решили, что мы с ним… Эндрю скрывал нашу связь. Я всегда знала, что жениться он не собирается.

— Отец Эндрю, Джек, — вставил Ретт, — продал свою землю, когда заставила нужда, и написал чертову уйму долговых расписок по числу глупцов, готовых им поверить. Он обожал лошадей.