— Хм. Я, действительно, в порядке. Пребывание здесь не повлияло на меня так, как я думала. Я подумала, что мы могли бы пообедать здесь, так как сегодня слишком холодно для трибун. Ты голоден?
Беспокойство на лице Алекса превращается в нечто совершенно иное. Что-то озорное и коварное.
— О, Сильвер. Ты даже не представляешь, как я голоден.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что он голоден не до бутерброда с ветчиной, который я сделала для него сегодня утром и упаковала в свою сумку. Горячий румянец ползет вверх по моей шее, дрожь предвкушения пробегает по спине. Это преступно, что он может заставить меня чувствовать себя так всего лишь с помощью девяти маленьких слов. Честно говоря, я уже была возбуждена видом и звуком того, как он уговаривал эту бурю из гитары, но все же…
— Ага. Похоже чей-то разум находится в сточной канаве. Я удивлена, — беззаботно отвечаю я.
Алекс снова сжимает нижнюю губу зубами, на секунду сжимая свою плоть. Он так сильно прикусил губу, что она побелела. Одним небрежным, собственническим движением он протягивает руку и проводит ладонью по одной из моих грудей через футболку, рыча в глубине своего горла.
— И почему же? — размышляет он. — Дай мне секунду подумать. Может быть, потому, что ты хотела, чтобы я причинил тебе боль той ночью, и с тех пор к тебе не прикасался?
Я резко втягиваю воздух, когда он стягивает мою рубашку с плеча —с плеча, на котором видна кровоточащая рана в том месте, где его зубы прорвали мою кожу. Его взгляд жесткий, оценивающий и непроницаемый, когда он рассматривает почти зажившую отметину. Я испускаю еще один удивленный вздох, когда Алекс сдергивает с меня бретельку лифчика, отодвигая кружевную чашечку в сторону, и он полностью освобождает мою грудь. Моя кожа горит под его голодным взглядом больше, чем от холодного воздуха комнаты.
— Да, — признаю я. — Я думала, ты на меня злишься.
Его темные глаза кажутся бездонными, когда он впивается в меня взглядом.
— А с чего бы мне злиться на тебя?
Он щиплет и перекатывает между пальцами мой сосок, резко сжимая, и копье боли сотрясает мою грудь, стреляя прямо в клитор.
— Аааа! Потому что!
— Потому что? Скажи мне, Dolcezza.
— Я… я не знаю. Черт возьми, Алекс. Кто-нибудь может войти.
Алекс демонстративно игнорирует меня. Ему требуется всего лишь секунда, чтобы стянуть мою рубашку еще ниже, сняв другую бретельку с моего плеча и потянув мой лифчик вниз до самого конца, так что теперь обе мои груди выпрыгивают на свободу. Он заполняет свои руки мной, сердито разминая выпуклость моей груди. Это больно, но в лучшем смысле этого слова. Способом, которого я жажду уже очень давно.
— Скажи правду, или будешь наказана, — предупреждает Алекс. — Скажи мне правду, и я съем твою киску прямо здесь и сейчас. Я заставлю тебя кончить так сильно, что ты будешь нуждаться во мне, черт возьми, чтобы унести тебя отсюда. — Низкий, глубокий рокот исходит откуда-то из глубины его груди. — Если ты этого не сделаешь, я использую твой рот, чтобы заставить кончить себя. И я не собираюсь быть нежным. Я буду грубым. Ты не сможешь дышать. Я буду трахать твой рот так сильно, что твой рвотный рефлекс будет ненавидеть меня до тех пор, пока нам обоим не исполнится тридцать. — Его голос звучит мягко, почти извиняющимся.
Электрические разряды поднимались и опускались по моему туловищу, щелкая и стреляя в затылок, потрескивая в глубине живота. Мысль об этом, перспектива его рук в моих волосах, удерживающих меня на месте, когда он вколачивает себя глубоко в мое горло — это заставляет меня так чертовски нервничать, но в то же время так чертовски возбуждает, что я почти всхлипываю вслух.
Как будто он точно знает, о чем я думаю, Алекс кладет шершавую ладонь на мой изгиб шеи, скользя ею вокруг, пока крепко не обхватывает мою шею сзади, его пальцы крепко, восхитительно вдавливаются в мою кожу.
— Ну что, Сильвер, будем продолжать эту шараду? Или ты собираешься это признать? Ты хочешь, чтобы я использовал твое тело для собственного удовольствия, как бы я ни считал нужным, не так ли? Особенно если немного унизительно. Особенно если это больно.
— Я... Алекс... — я дышу так быстро, что у меня начинает кружиться голова.
Стыд расцветает на обеих моих щеках, ярко-красные цветы смущения, которые заставляют меня хотеть спрятать свое лицо от него. Он держит меня, его хватка подобна стали, не давая мне отвернуться.
— Нет. Нет, признай это. Посмотри правде в глаза, — мягко приказывает он. — А когда ты это сделаешь, скажи мне, зачем тебе это нужно.
Паника змеится по моим внутренностям, словно стена, образующая перегородку в моем сознании.
— Я не знаю зачем. Это просто... это нормально, понимаешь? Некоторым людям это просто нравится. Я бы никогда не подумала, что ты так узко мыслишь…